Низами - [7]
В области художественной литературы это движение привело к тому, что арабский язык начинает постепенно уступать свое место персидскому. Персидский язык этот, называвшийся тогда фарси или дари, имел, повидимому, уже в VI веке распространение от Балха до Бухары. Иранская знать, в годы наивысшего могущества халифата гнушавшаяся своего родного языка, называвшая его «грубым и мужицким» и всячески подчеркивавшая свое пристрастие к арабскому, в эпоху владычества Саманидов, наоборот, начала всячески поощрять этот язык и поддерживать поэтов, старавшихся доказать, что на языке дари можно создать художественные произведения, по красоте не уступающие лучшим созданиям арабской музы.
Результатом этого антиарабского движения явился мощный литературный подъем. Все лучшие поэты Средней Азии и Хорасана устремились в Бухару, и саманидский двор стал средоточием новой персидской литературы. Главой всей этой литературной школы стал один из величайших лириков мира - знаменитый Рудаки, родоначальник таджикской литературы (умер в середине X века). Из его произведений до наших дней сохранилось, к сожалению, очень немного (около восьмисот двойных строк). Но и это немногое показывает, что похвалы, расточаемые по его адресу средневековыми ценителями литературы, не были преувеличены. Это был величайший мастер слова, облекавший свои мысли в безукоризненную по своей классической простоте и четкости форму. Кроме лирических произведений, им было создано еще семь эпических поэм, к сожалению, не сохранившихся. Дошедшие до нас отдельные строки из его поэмы «Калила и Димна», построенной на материале индийского эпоса, говорят о том, что и эта поэма, несомненно, не уступала его лирике и была одной из лучших обработок этого сюжета, обошедшего все литературы мира.
Рядом с Рудаки подвизался погибший в расцвете лет Дакики (середина X века), страстный поклонник родной старины, все свои силы стремившийся отдать на ее воскрешение. Он задумал грандиозное творение - изложение в стихах всей легендарной истории иранских царей. Начал он свой труд с повествования о создателе религии древнего Ирана - Заратустре (греческая форма - Зороастр), но успел написать только около тысячи двойных строк, когда кинжал убийцы оборвал его жизнь. Завершить начатый им труд взялся знаменитый Фирдоуси (934-1021). Его «Шах-намэ» (Книга царей), одно из лучших созданий мирового эпоса, таким образом, тоже связана с литературным движением саманидской школы.
В конце X века саманидское государство рухнуло под ударами двигавшихся с востока тюркских завоевателей. Место Бухары заняла Газна, где находился блестящий двор грозного завоевателя - султана Махмуда (969-1030). Хоть Махмуд по происхождению был тюрком и с его воцарением власть перешла в руки тюркской военной аристократии, но официальным придворным языком и при нем остался дари. Стремясь воспроизвести при своем дворе все обычаи Саманидов, он также привлекал в Газну всех лучших поэтов своего времени. При его дворе выдвинулся ряд талантливейших поэтов, возглавлявшихся мастером пышной придворной оды - Унсури из Балха (умер в начале XI века). Поэты газневидского двора за образец для своего творчества взяли Рудаки и его школу, и все их усилия были направлены на то, чтобы не только сравняться с ним, но, если возможно, и превзойти его совершенством техники. Таким образом, первая половина XI века не только не ослабила роста персидской литературы, но еще более укрепила и расширила ее.
В середине XI века страны Переднего Востока были, как мы уже говорили, захвачены тюркским народом - гузами. Власть перешла к сельджукам. Сельджукские правители были почти все неграмотны и совершенно чужды мусульманской образованности. Поэтому им не приходилось помышлять о создании своей новой культуры. Явившись волей-неволей продолжателями газневидов, они должны были сохранить и их придворный язык. Но если владения Махмуда простирались на запад не далее Рея, то сельджуки захватили весь халифат. Распространяя свою власть, они тем самым содействовали и распространению персидского литературного языка. Нам известно, что вплоть до первой половины XI века в западных областях Ирана и Азербайджана делались попытки поднять местные диалекты до уровня литературного языка. Огромные достижения персидской литературы саманидской и газневидской эпохи доказали, что состязаться с персидским языком будет трудно. В результате язык этот воцарился в качестве основного литературного языка (языка художественной литературы) почти на всем протяжении огромных владений сельджуков. Местные диалекты были вытеснены. Получился любопытный исторический парадокс: расширение власти тюркской военной аристократии привело к распространению языка, первоначально не выходившего за пределы Средней Азии.
Проследить первые шаги появления персидского языка в Азербайджане мы пока не можем. Можно только констатировать, что в начале XI века в главном городе южного Азербайджана, Тавризе, уже появляется такой исключительный мастер персидского стиха, как знаменитый Катран ибн-Мансур.
Поэт этот родился в Шадиабаде, недалеко от Тавриза, вероятно, около 1010-1013 годов. Повидимому, он чуть ли не с детского возраста начал заниматься поэзией, ибо уже между 1029-1038 годами он выступает в качестве придворного поэта при Шаддадиде Абу-л-Хасане Али Лашкари, столицей, которого была Ганджа. Некоторое время Катран провел в Нахичевани при дворе Абу-Дулафа Деиранп, но затем вернулся в Тавриз и поступил на службу к представителю мелкой династии Бени-Раввад Дбу-Мансур Вахсудан ибн-Мухаммеду (1029- 1060) и его сыну Мемлан ибн-Вехсудану, которым и посвящена большая часть его пышных касыд (од). Страшное землетрясение 1042 года застало его в Тавризе, и он посвятил ему стихотворение, позволяющее думать, что это бедствие он видел собственными глазами.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.
«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму.
В книге, написанной непосредственными участниками и руководителями освободительного движения в Сальвадоре, рассказывается о героической борьбе сальвадорских патриотов против антинародной террористической диктатуры (1960-1970-е годы).
Александр Васильевич Александров – композитор, создатель и первый музыкальный руководитель Академического дважды Краснознаменного, ордена Красной Звезды ансамбля песни и пляски Российской армии. Сочетая в своем ансамбле традиции российского бытового, камерного, оперного, церковного и солдатского пения, он вывел отечественное хоровое искусство на международную профессиональную сцену. Мужской полифонический хор с солистами, смешанный оркестр, состоящий из симфонических и народных инструментов, и балет ансамбля признаны и остаются одними из лучших в мире.
Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.