Ниточка памяти - [36]

Насколько я понимал, сражение шло уже очень близко, к югу от дома и за ним. Лес, наверное, уже полон укрывшихся там стрелков, поэтому лучшим вариантом было бежать прямо к эллингу. Конечно, неплохо бы дождаться темноты, но в данной ситуации эта идея была нереальной. Я глубоко вдохнул и вошёл в туннель. Если мне повезёт и катер окажется целым, я попробую выйти в море прямо под носом у воюющих сторон. Элемент внезапности должен помочь мне оторваться от них на несколько сот ярдов. У моего катера было достаточно лошадиных сил, чтобы на пути к большой земле обогнать всё, что способно плавать по поверхности… Только бы удалось выйти в море.

В туннеле было темно, но это меня не смущало. Я знал, что он ведёт до самого эллинга. Я тихонько подобрался к деревянной двери и замер, вслушиваясь. Все было тихо. Осторожно приоткрыл её и ступил на причал, расположенный внутри эллинга. В царящем полумраке полированное красное дерево и хромированные детали катера отбрасывали тусклые блики. Я обошёл катер вокруг, выбрал швартовы и собирался уже забраться в рубку, как услышал за спиной металлический щелчок затвора, досылающего патрон в патронник. Я молниеносно бросился на пол. Одновременно где-то радом раздался оглушительный выстрел винтовки 30-го калибра, от которого чёрная вода покрылась мелкой рябью. Я скатился с причала, с громким всплеском, заглушившим для меня звук второго выстрела, шлёпнулся в воду и нырнул вглубь. В три гребка я проскользнул под воротами эллинга и оказался в зеленоватой мгле открытое моря. Оттолкнувшись от дна, я резко повернул вправо и продолжал плыть, не поднимаясь на поверхность.

Пиджак стеснял мои движения, и я каким-то образом ухитрился избавиться от него, практически не нарушив ритма гребков. Вместе с пиджаком на дно пошли и все мои товары, которые я рассовал по карманам. Правда, у меня оставалась копия памяти Фостера. Она лежала в кармане брюк, а на то, чтобы выбраться из них или даже сбросить теннисные туфли, времени у меня не было. Десять гребков… пятнадцать… двадцать. Я знал свей предел: двадцать пять хороших гребков на полном вдохе. А ведь я нырял в спешке…

Двадцать пять… и ещё один., и ещё. А вверху надо мной человек с винтовкой, изготовившись, ждал, когда моя голова появится на поверхности.

Тридцать гребков… все, будь что будет! Я перевернулся на спину и высунул лицо из воды. Не успел я сделать и полглотка свежего воздуха, как над водой эхом разнёсся ещё один выстрел, и моё лицо обдало брызгами от пули, рассекшей воду совсем рядом. Я снова нырнул и преодолел ещё двадцать пять ярдов, прежде чем мне пришлось всплыть опять. На сей раз стрелок оказался проворнее. Пуля стегнула по плечу раскалённым железом, и я вновь камнем ушёл под воду. Теперь мои гребки стали слабее, сила быстро уходила из рук. Мне нужен был глоток воздуха, но я живо представил себе, как нута в стальной оболочке с хрустом входит в мой череп, и продолжал плыть из последних сил. В груди горело; вокруг меня водоворотом кружила мгла. Я чувствовал, что сознание покидает меня. Ну, ещё один гребок…

Я наблюдал за неуклюжими усилиями пловца, за смешным барахтаньем этого несчастного, неумелого существа как будто со стороны…

Было очевидным, что необходимо привести в действие автономную систему. Я быстро вызвал возбуждение зоны “омикрон” в коре мозга, перераспределил кровоток и, направив нужную часть энергии на разрыв молекулярных связей, начал использовать неприкосновенный запас кислорода из жировых тканей.

Теперь, после того как тело переключилось на внутренние источники, ресурса которых с избытком хватало на шестьсот секунд при максимальном потреблении, я усилил активность зон “эпсилон” и “мю”, направил всю энергию на необходимом для выживания уровне к работающим группам мышц, увеличил выходную мощность до предела выносливости костей скелета и устранил ненужные движения.

Тело заскользило сквозь толщу воды с плавной грацией обитателя морских глубин…

Я покачивался на спине, глотая огромными глотками прохладный воздух и глядя прищурившись в малиновое небо. Итак, несколько минут назад я тонул почти у самого берега, И вдруг в мозгу возникла некая осведомлённость, которая начала внутренним голосом подсказывать мне, что делать. Из усвоенной мною массы валлонианских знаний я извлёк то, что было необходимо. И вот я уже здесь, в полумиле от берега, задыхающийся, но живой и невредимый. Однако для восторгов не было времени…

Я поднял голову из воды и посмотрел в сторону дома. Из дыры, на месте которой прежде находились окна спальни, поднимался столб дыма. Какой-то человек вскочил, бросился бежать через лужайку, но упал. Несколько секунд спустя я услышал звук выстрела, лениво катящийся над неподвижной поверхностью моря, окрашенного лучами заката. Стрелок на берегу пропал. Он, видимо, посчитал, что прикончил меня, к тому же наверняка заметил в воде кровь.

Я вспомнил об акулах. До сих пор мне не приходилось слышать, чтобы их видели поблизости. Но кровь всегда для них приманка. Я изогнулся и взглянул на горящую рану на левом плече, где меня зацепила пуля. Рана была пустяковой, не более чем бороздка в коже; крови не было. Но если бы царапина и кровоточила, я всё равно ничего не смог бы сделать. Беспокоиться о ней сейчас не время. Нужно думать о том, как добраться до большой земли. Мне предстояло проплыть пятнадцать миль. Я вполне справлюсь с ними, если ребятишки на берегу будут продолжать заниматься друг другом. Я снова подумал о том, как бы снять брюки и туфли, но решил не делать этого, иначе, если мне удастся добраться до большой земли, я окажусь в несколько непривычной форме одежды.