Нити жизни - [5]

Я словно очнулась от морфемного сна и вошла в реальность. Стоя напротив своей матери, завороженная её красотой, я совсем потерялась, и лишь её мягкий голос сумел вывести меня из этого застойного состояния.

— Буду с нетерпением ждать! — воскликнула я.

Двери кабины с грохотом захлопнулись. А я продолжала стоять и следить за светящимися цифрами — указателем этажей, пока лифт не доехал до первого этажа. Только тогда я облегченно вздохнула. Прямо от лифта я последовала обратно в палату.

Была уже середина дня. Госпиталь полностью проснулся и вовсю функционировал. Люди сидели в очереди на процедуры, кто-то, получив нужную тару, шел в туалет для её заполнения и последующей сдачи в медицинскую лабораторию. Миловидные старички, медленно перебирались с одного конца вестибюля в другой, издавая довольно шуршащий звук шлепанцами. Обычный день обычного медицинского центра.

Я поселилась в нем три месяца и двадцать один день назад. Тогда у меня случился первый приступ. Шли последние недели зимы. На улице еще не было достаточно тепло. Погода сохраняла минусовую температуру, и снег даже не приступал к таянию. Находившись на улице, люди прикрывали нос руками, одетыми в теплые перчатки или шерстяные варежки, и от этого выдыхающий пар струился столбом вверх. На ум приходило лишь одно: «вот же чайники»! Ха-ха-ха. Всегда смеюсь, вспоминая. Наверно глупо тогда я выглядела, проделывая тоже самое. Однако, перед прихотью антициклона мы, увы, все беззащитны. В каком бы уголке планеты не жили — в Москве, где родились мои родители, в Польше, откуда была моя бабушка или же в Нью-Йорке, как я сейчас.

Мы переехали в этот сумасшедший, не спящий город примерно два с половиной года назад. Все было спонтанно и довольно неожиданно. Но на то была веская причина. Я заболела. Серьезно.

Это была зима 2008 года, невероятная и запомнившаяся надолго. Выйдя из здания аэропорта, мы поняли, что оказались совершенно неподготовленными. Нью-Йорк же продемонстрировал нам все вариации своей зимней погоды: сначала дождь, потом минусовые градусные условия и ветрище, а на закуску приправил морозом и солнцем, и, наконец, — самым настоящим снегопадом. Но снегопад был очень красивым. Подняв глаза к небу и распростерев руки, готовая обнять весь мир, я любовалась этими падающими, кружащимися, белоснежными хлопьями. Для меня это стало настоящим подарком, город по-своему приветствовал меня, одарив зимним днем — ожившей сказкой. А потом реальность вторглась в границы ни с чем несравнимого впечатления, произведенным колдовским заснежьем. Началась спешная загрузка в знакомое по множеству фильмов — желтое такси.

Попытка запихать громоздкий багаж, который, следовательно, не хотел умещаться. Но моя семья наряду с таксистом не отступали, старательно вталкивали чемоданы в багажник и мелкие сумки в салон машины. Наблюдать за этим было довольно забавно. Особенно за сестричкой, запихивающей свое имущество и повторяющей без остановки — «Help me!». И, конечно же, за папой с разговорником в руках, пытающегося объяснить, что вещи и он не разделимы и без них никто никуда не поедет. Если б он только знал, что с его английским это звучало так, словно он тоже хочет ехать в багажнике. Хотя, наверно, он все же догадался, что произнес несуразицу, этого было просто нельзя не заметить после двусмысленного взгляда водителя такси. А я считала, что ньюйорксов не удивишь уже ничем, оказывается, что русские на это вполне способны.

В конце концов, все завершилось благополучно, и мама как всегда все уладила. Мы взяли две машины. В одной поехали мы с мамой, а в другой отец с сестрой. Поездка обещала быть долгой. Пункт назначения — Бруклин.

— Дорога до Бруклина занимает минимум сорок пять минут, в лучшем случае, а так час, а то и больше, — утверждал таксист.

Он был индусом. Его звали — Дауд, но нас он заверил, что его надо называть — Дэвидом. Объяснив тем, что Дауд — индийская форма имени Дэвид.

— Понимаете ли, это — «Big apple!», — сказал он. И тут же повторил — Big apple!

Что это он имел в виду, из нас троих ведомо было лишь ему. Я не сдержалась, усмехнулась и в туже секунду мама цыкнула на меня, а он рассмеялся. Можно считать языковой барьер был успешно преодолен.

Пока машина размеренно двигалась вперед, неустанно показывая сорок километров в час, проводник через каменные джунгли рассказывал нам о своей жизни. О том, как прибыл в США со своей женой, а позже перевез всю оставшуюся семью. И не думайте, что «семья» ограничивалась тремя или пятью человеками, она была куда обширней и насчитывала аж тридцать шесть человек. Всех возрастов и полов.

Я внимательно слушала и пыталась уловить, кто кому кем приходится и как их имена, но после сына от второго брата старшего сына его прадеда по линии отца, которого завали — Карим, я сбилась. Такой проверки на прочность моему мозгу не устраивали никогда и конечно он всё позорно провалил. Мне было стыдно. Честно. Но взглянув на маму, я поняла, мне не пристало жаловаться. Она была готова взорваться, и я её понимала. После столь длинного утомляющего перелета хотелось тишины, а тут тебе решили поведать историю всего рода, да еще в мелких деталях и подробностях. Её устремленный взгляд так и сканировал отраженное в зеркале лицо, неустанно вещавшего Дэвида. И у меня в голове закралась мысль — сейчас что-то будет. Но, как видно, судьбе было угодно иное. Так как особых пробок на дороге не было, мы въехали в самый центр улья уже спустя тридцать минут. И я открыла для себя другое, более интересное занятие, чем слушать не переключающуюся радиочастоту — «Дэвид-Fm», и старалась проникнуться бешеным ритмом окружающего пейзажа, разглядывая вид за стеклом машины.