Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать - [22]

- Все, покупаю! Будем соседями! - сказал он Ремзи и на следующий же день поехал с хозяином в райцентр, где нотариально оформил покупку.

Дальше все было как всегда. В паспортном отделе милиции вопреки существующему положению прописывать владельца в его доме отказались. Почему?

- А вы нигде не работаете, нам тунеядцев здесь не нужно.

Пошел татарин устраиваться на работу:

- А у вас прописки нет! - такой ответ получал он и в соседнем совхозе, и во всех ближних колхозах, изнывающих, между прочим, от недостатка шоферов, трактористов, ремонтников. Однако у руководителей страх перед органами безопасности был сильнее долга перед хозяйством.

Как сотни семей по всему Крыму решил и Фуат жить в своем доме без прописки - гори она голубым огнем! Через неделю приехала жена Хафизе с дочкой, привезла матрацы и одеяла. Сын, который проходил срочную службу в Советской Армии, дал родителям телеграмму с поздравлением. Вскоре прибыл из Алмалыка контейнер с простой мебелью - гардероб, деревянные кровати да диван, и семья перешла с походного образа жизни на более или менее цивилизованный.

Как описать чувства человека, обретшего свой дом на отчей земле, откуда он ребенком был изгнан и о которой думал каждый день, каждый час всю свою жизнь! Не один год возделывали Фуат и его жена огород на участке вокруг алмалыкского дома, а сейчас довелось им очищать и подготавливать землю под запоздавшие весенние посадки в родном Крыму - впервые в жизни! Здесь земля была своей, родной, пропитанной потом многих сотен поколений предков. Вонзать в нее острие лопаты, мять ее в пальцах, нюхать ее, даже пробовать ее на вкус - все это доставляла не только душе, но и телу необыкновенную радость. Провозившиеся целый день на этой земле мужчина и женщина ощущали особый вид усталости, когда душа молодеет, улыбка не сходит с губ. Фуат в те часы, когда оставался во дворе один, выходил в огород и ложился на землю, прикладывал к ней ухо, и ему казалось, что он слышит голоса своих родителей, своих дедов и бабушек. «Машалла, Фуатчыгым! Къардашларынъы хорчаладынъ, бабанъы дженктен кельгенини кординъ, ве бугун энди ватанымызгъа къайттынъ, огълум!» - это был голос матери, умершей от азиатской болезни летом сорок четвертого. «Афферим, оглум, энди ватанынъдан вазгечмессин!» - это был голос его отца, который вернулся в Узбекистан с фронта в сорок пятом году, когда Фуат жил впроголодь в тесном бараке с двумя сестренками восьми и двенадцати лет и работал тачечником на шахте. Отец, потомственный виноградарь, мечтавший хоть когда-нибудь вернуться в Крым и умереть на своей земле, погиб в случившейся на шахте аварии еще в те годы, когда крымский татарин не мог покинуть границы административного района, указанного в его заменяющем паспорт листочке.

 И еще слышал Фуат вперемежку звучащие голоса дальних предков, предрекающие ему и его потомкам счастливую жизнь на родном Полуострове на все будущие времена, и одна фраза четко выделялось в нестройном хоре - «Кош кельдинъ Ватанынъа, эвляд!»

(Перевод фраз: «Хвала тебе, Фуат! Ты сумел сохранить сестричек, дождался вернувшегося с войны отца, а нынче уже вернулся на родину!»; «Молодец, сынок, теперь уже ты родину не покинешь!»; «Добро пожаловать на родину, чадо!»).

Ни один крымский татарин не сомневался в предстоящем счастливом будущем на земле своих предков. Но сегодня трудности шли одна за другой.

Сразу же возникла серьезная проблема у десятиклассницы Алиме: ее не принимали в школу. Но девочка твердо решила заканчивать школьное обучение на родине.

- Нет прописки, значит, не положено! - задыхаясь от одышки кричала директор школы, не стесняясь присутствия своих молчащих коллег.

После неоднократного посещения Фуатом районного отдела народного образования, дочке разрешили посещать уроки, не зачисляя ее в ученицы официально.

- Все равно вашу семью скоро выгонят из Крыма, - с прелестной улыбкой говорила Фуату молодая и красивая чиновница, давшая такое милостивое разрешение. – Ладно, пусть доучивается, уже до конца учебного года недолго ждать.

Девочку в классе приняли хорошо. Но через пару недель директриса была обеспокоена тем, что Алиме прочно вписалась в ученический коллектив благодаря своему веселому нраву и хорошей успеваемости. Не поленилась товарищ директор и посетила на дому нескольких родителей, в политической благонадежности которых она была уверена. Им она поведала, что по попустительству районного отдела образования в школу была допущена крымская татарка, не имеющая прописки в Крыму. В ответ на испуганный возглас благонадежных родителей «Ах! Как так?», директриса горестно кивала головой – вот так, мол, притупилась большевистская бдительность у некоторых наших работников.

- Поэтому, - говорила директриса-большевичка, - убедите своего ребенка не дружить с представительницей преступной нации, а разоблачать ее попытки войти в доверие к нашим замечательным советским десятиклассникам.

Не каждое из чад предупрежденных родителей приняло к руководству указание бдительной директрисы, а те, кто стал распространять среди соучеников информацию о зловещих планах девушки по имени Алиме, не добились никакого успеха.