Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть - [3]
Мужчина в штатском добавил со своего кресла:
- Если вы имеете какие-нибудь соображения, то прошу вас кратко о них рассказать.
Камилл посерьезнел и кратко ответил:
- До сих пор не было обнаружено никаких аллотропических соединений ртути. Теория также не позволяет считать, что такие видоизменения этого металла могут существовать. Но в теорию можно внести поправки, если факты будут подтверждены. Срочно надо выезжать на место. Необходимые на первых порах приборы у меня с собой. То, что требуется от вас, я перечислил в этом списке.
И Камилл положил на стол лист исписанной от руки бумаги.
Полковник пробежал глазами список:
- На мой взгляд, все это мы можем вам предоставить. Я передам ваш список моему помощнику.
Он нажал невидимую кнопку, бесшумно вошел офицер, который без слов взял из рук своего начальника бумагу и немедленно покинул кабинет.
- Когда вы готовы вылететь в Хайдаркан? – спросил полковник, уже более доброжелательно глядя на молодого ученого.
- Надо вылетать немедленно, - ответил Камилл, - но вот Елена Александровна не может лететь, ее надо будет доставить на место в автомобиле.
Полковник вопросительно взглянул на Елену Александровну.
- Сожалею, товарищи, но это действительно так, - она не стала распространяться на эту тему, тем более что-то объяснять или извиняться, и это понравилось хозяину кабинета.
- Что ж, - он бросил взгляд на сидящего в кресле коллегу. – Вертолет готов и можете вылетать. Советую, однако, пообедать в узбекской чайхане.
Он лукаво взглянул на Камилла и спросил:
- Вы, молодой человек, знакомы с узбекской кухней?
Камилл громко рассмеялся, и чекисты не могли сдержать улыбок. Действительно, можно ли предположить, что прежде, чем принять московского гостя офицеры госбезопасности не изучили тщательно досье приглашенных. Только Елена Александровна, которая тоже все поняла, не смолчала, а недовольно произнесла:
- Товарищ Афуз-заде много лет жил в Ташкенте, и это вам известно.
«И эта нас не любит», равнодушно подумал чуткий хозяин кабинета.
- Через два часа, - он взглянул на настенные часы, - ровно в двенадцать, подъезжайте сюда же.
Он обернулся к Камиллу:
- Вас отвезут на аэродром, в помощь вам я назначил лейтенанта Федорова Сергея Николаевича. На месте вам могут представить по вашему требованию еще и других помощников.
Камилл согласно кивнул:
- Все ясно. Буду ровно в двенадцать.
Полковник обратился к женщине:
- Елена Александровна, вы тоже будьте здесь в двенадцать дня, вас будет ждать «уазик». Довезем вас в Хайдаркан со всеми удобствами. Багаж есть?
- Да, конечно, - ответила Войцеховская. – У меня два ящика, у московского гостя ящик с аппаратурой. Все в камере хранения на вокзале.
- Тогда так, - быстро сориентировался полковник. – К двенадцати часам будьте на вокзале. Наш человек найдет вас и привезет сюда. Здесь получите все необходимые документы. Вопросы будут?
Елена Александровна промолчала, Камилл же ответил за двоих:
- Вопросов нет, все ясно.
- Ну, до встречи! Познакомьтесь с узбекскими блюдами! – он улыбнулся и протянул две бумажки - разрешения на выход.
Гости шли по коридору. У выхода голубоглазый старлей взял у них пропуска и опять сверил их физиономии с фотографиями в паспортах. Пока он проделывал эту стандартную процедуру, Камилл пригляделся к нему. «Очень похож на Иванова, тот тоже был старшим лейтенантом», подумал он.
Камилл и Елена Александровна утренним поездом прибыли в Андижан из Ташкента, куда Камилл срочно был командирован из Москвы приказом по Академии Наук. На сборы ему был дан один лишь день. Камилл собрался по спортивному быстро. Возможность побывать в городе своей юности обрадовала его. В аэропорту Ташкента его встретила машина из Красногорской экспедиции и привезла его вместе с его аппаратурой на находящуюся в центре города и еще по прежним временам хорошо известную ему базу этого, якобы, сугубо засекреченного учреждения. После встречи и короткого обмена информацией с заместителем начальника экспедиции Войцеховской, вместе с которой он должен был выехать на место проведения чрезвычайного обследования, Камилл поспешил на улицы города своей студенческой юности.
Он шел по проспекту Навои, отмечая по пути места, с которыми были связаны невинные и всякие другие шалости студенческих времен. Вон в том доме проживала славная девушка Нина, а вот переулок, где еще и сейчас, наверное, живет его бывший знакомый, сын влиятельных родителей, подаривших своему дитяти многокомнатный дом, который немедленно был обращен в скромный вертеп юношеских развлечений для избранных. Хорошие были времена!
Камилл остановился на мосту через реку Анхор. Там внизу располагался большой тенистый парк, который когда-то в его компании назывался «Парком Столетия Парижской Коммуны». Интересно, что ни одна из множества девушек, которых друзья водили в этот парк, не усомнилась в достоверности такой юбилейной даты. Впрочем, неизвестно, кто при этом больше плутовал, - притворщицы-девицы или наивные парни? В парке-то в ночные часы можно было заниматься обоюдосладкими упражнениями!
Камилл ностальгически вздохнул, Что ж, блажен, кто вовремя созрел. Но почему-то захотелось вернуться в пору зеленой юности. Кстати, и сегодня еще название Парка не дотягивало до юбилейной даты. Когда она была, эта коммуна? В 1871-ом? Значит, через четыре года вполне корректным будет дать этому парку придуманное студентами наименование.
В романе повествуется о событиях сороковых годов. Война, холокост, изгнание целых народов и жизнь людей на чужбине. Жестокой политике властей противостоит человеческая доброта, не зависящая ни от национальности, ни от вероисповедания. Людей связывает взаимная помощь, часто требующая самопожертвования. Власти бессильны в стремлении овладеть душами, пока им не удастся вытравить доброту из человеческих сердец. Сердечность и содружество людей сдерживают также мстительность мистических сил, воплощенных в голубых горных мустангах.
В романе описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых 20-го века. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойную жизнь не осуществились в должной степени. Необычайные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.