Нити разрубленных узлов - [5]
Кана, спрыгнувшая с саней еще над усыпальницей, парит над нашими головами в невидимых струях холодного воздуха и при этом блаженно щурится, как будто сейчас на дворе не студеное начало весны, а лето в самом разгаре.
Неужели не чувствует разницы? Или ее тело столь беспрекословно подчиняется приказам разума? Тонкое полотно на лифе платья вряд ли способно защитить и от мороза, и от жары, а на коже, как ни присматривайся, ни единого пупырышка не заметно. Завидная власть над самим собой. Да и над окрестной природой тоже. Вот только завидовать что-то не получается. По крайней мере, у меня.
С натугой отворяется невзрачная дверь, и к нам выходит сторож, кутающийся в наборный плащ из кроличьих шкурок. Суровый, как сама усыпальница, старик оглядывает неурочную работу, покоящуюся в санях, вздыхает, делает рукой знак, мол, тащите все это за мной, и направляется к створкам ворот.
Звякает дужка открытого замка, шуршит сдвигаемый в сторону засов. Главный проход к местам временного упокоения распахивается, как пасть зевающей виверны. Темная и дурно пахнущая. Да и как она может не пахнуть, если «вдохи» пусть и мертвы, но только на одну половину, а та, вторая, которая еще сохраняет связь с этим миром, делает все то же самое, что и живые люди. Конечно, сторож присматривает за вверенным ему складом, но не более. Найдутся желающие ходить за своими незадачливыми родственниками или возлюбленными — пожалуйста. Не найдутся — раз в месяц младшие Перья Крыла попечения обметут, обмоют, белье сменят. В полном соответствии с количеством монет, выделенных из городской казны на сие малопривлекательное дело. Я, честно говоря, поначалу вовсе не собирался сидеть у постели Либбет, но, когда увидел хлев, где ей было назначено провести ближайшие годы, понял, что не позволю этого. Себе не позволю в первую очередь.
— Посветить вам или сами дорогу найдете? — спрашивает сторож, и Кана растерянно задумывается, ведь, кроме нее, из нас троих никто не пойдет внутрь.
Ни мне, ни Герто там делать нечего. Видеть видели, нюхать желания не испытываем, тяжести поднимать — тем более. А еще остерегаемся дотрагиваться до тех, чье тело осталось здесь, а дух ушел в далекие странствия. И Кана это прекрасно знает, потому что не уверенно, а обреченно просит:
— Посветите.
Она ведь тоже не жаждет переступать порог, однажды разделивший ее собственный мир пополам. Пусть не помнит, что случилось на той стороне, но ясно видно: при каждом, даже случайном, взгляде в темноту меж створками ворот Кана задерживает дыхание, словно ей предстоит нырнуть в бездну.
Сторож кивает, доставая огниво. Искры, падающие на промасленный фитиль факела, разгораются неохотно, словно даже огонь не желает вторгаться в глубины усыпальницы. А когда пламя все же занимается, становится понятно, что его едва-едва хватит на освещение полоски пола под ногами сторожа: коридор слишком широк. Должно быть, когда-то здесь легко проезжали кареты, доставляющие несчастных в последний приют.
Старое здание, очень старое. И очень большое. Зачем предкам нынешних жителей Наббини требовалось столько места для «вдохов»? Неужели в прежние времена их число переваливало за сотни даже в крохотном городке? А может быть, здесь просто всегда уважали право выбора?
Кана не поводит и бровью, а одно из тел поднимается над санями и плавно движется к входу усыпальницы, следом за сторожем. Кажется, это та самая девочка, что обернулась на звук наших шагов…
А может, и не она: все «вдохи» похожи друг на друга восковой бледностью и расплывчатостью расслабленных черт. Ну уж когда юное тело опустится на лежанку и скроется под ветхим саваном, оно точно ничем не будет отличаться от прочих обитателей этой бесстрастной тишины.
Короткая процессия, в хвосте которой одновременно степенно и испуганно следует Кана, решившая на некоторое время отказаться от полетов, исчезает в темноте коридора. И мы с Герто предпочли бы давным-давно исчезнуть куда-нибудь подальше отсюда, но на своих двоих штурмовать высокие стены лениво, а другого способа выбраться из колодца двора, кроме как взлетев, не предусмотрено: входные ворота намертво замурованы. Сторож никогда не покидает своих подопечных, редкие гости пользуются вивернами и летающей живностью, а те, кто рано или поздно станут «выдохами», сами смогут летать. Да и многое другое смогут.
Проходит минут пять, а может, и больше, из глубины разверстой пасти входа начинают все громче и громче раздаваться шуршащие шаги возвращающегося сторожа и Каны, но их вдруг заглушает стон. Отчаянный.
По одному из четырех тел, оставшихся в санях, проходит волна дрожи, на излете которой глаза «вдоха» — хотя нет, теперь уже его надлежит величать совсем иначе — распахиваются и всматриваются в мир. Пока слепо, но с явной злостью.
— Как они могли?!
Юноша, чье дыхание то и дело срывается из-за тесного ворота камзола, застегнутого на все пуговицы, садится, сжимая кулаки.
— Почему они порвались?!
Он смотрит на свои руки, на белые, как иней, костяшки, на бледную кожу, под которой наливаются синевой прожилки сосудов, потом переводит взгляд на нас с Герто. Взгляд, который никто не набрался бы наглости назвать разумным.
Молодой охотник за ведьмами Марк узнает о существовании амменирского кольца, с помощью которого можно принимать любой облик. Марк загорается идеей найти кольцо, чтобы использовать его в своих целях. Однако для этого необходимо оживить последнюю хозяйку кольца, ужасную колдунью Эрхог. Мало того, для воплощения нужно найти молодую красивую девственницу. И оказывается, что вызвать из небытия дух старой ведьмы гораздо легче, чем загнать ее обратно.
Все пути однажды заканчиваются. Одни тонут в безлунной ночи сомнений, другие тают под ослепительным светом прозрений. Одни хочется завершить поскорее, потому что продолжать не хватает сил — ни духовных, ни физических; за другие цепляешься до последнего мига всем своим существом. Но когда стремительно или смиренно делаешь шаг с обрыва, под ногами вдруг снова оказывается твердь, свежая брусчатка совсем нового, совсем иного пути. И остаётся только одно: начать сначала!
Судьба может нестись вскачь, может неторопливо ползти или лететь, то поднимая своего подопечного к небесам, то роняя в пропасть, но всегда случается день, когда ни одно зеркало мира не может ответить на вопрос: кто ты? Остаются только чужие взгляды, которым раньше не придавал значения. Ты заглядываешь в глаза всем, кого встречаешь на пути собственной судьбы, находишь свои отражения и… Чем больше становится ответов, тем труднее выбрать единственно правильный. Потому что смотреть следует не на зеркальную гладь, а за нее — в себя самого, искать в глубинах озера своей души тот крохотный камешек, что вызвал к жизни штормовые волны.
Ваша судьба расписана от рождения и до смерти, даже на свет вы появились в полном согласии с правилами, почти такими же старыми, как весь ваш род. Служба так тесно переплетена с жизнью, что вы и сами иногда не понимаете, где заканчивается одно и начинается другое. Жену вы тоже выбрали себе сами, окончательно и бесповоротно, и всё, что остаётся, это только полюбить её всей душой. Ни шага влево, ни шага вправо: на всё вам установлены границы. Есть лишь одна свобода — свобода выбора. Вы вольны сбежать, бросив всё, или остаться, но тогда и принимать придётся тоже всё.
Вы любите приключения? А вот некто по имени Джерон их ненавидит. Но, как назло, эти самые приключения льнут к нему не хуже ласковой кошки. И стелется дорога, и голову кружит калейдоскоп лиц, и сплетается клубок интриг, и... каждый миг происходит битва... Да, врагов хватает, но самый опасный и сильный противник — ты сам. Пусть сражение скромное, как стол, накрытый на две персоны, но и в нём будут победители и проигравшие. Непременно будут. На какой стороне вы хотите оказаться? На стороне тех, кто победил? Не торопитесь, почтенные: дорога только начинается...
Далекое будущее, бескрайний мир. Главный герой осознает себя в бесконечном цикле перерождений, полностью лишенным памяти. Он воплощается в тщедушном теле с единственной целью: вернуть воспоминания и найти собственное место в жизни. Правда, для этого придется как следует разобраться в окружающей чехарде и дорасти до нужного «ранга». Хорошо, что на помощь иногда приходят внезапно просыпающиеся латентные сверхспособности… Кто-то считает парня балластом; иные, напротив — билетом наверх. Многие хотят подружиться с его «альтер эго»; другие ценят новую личность наравне с утерянной.
Это Первый мир. Здесь история не останавливается на том моменте, когда ты попадаешь в иное малознакомое измерение и идёшь, извините, в Школу… Нет, нет, нет. Это только начало! Не успел ты даже года продержаться в стенах этого прекрасного заведения, а тебя уже прокляли. Кто посмел? Да так, ничего особенного. Ну правда, просто какой-то там сильнейший некромант, что только что проснулся после многолетнего сна и, судя по всему, очень недоволен этим.
Приключения продолжаются, Тесса, Кальдер и Эш отправляются искать способ исцелить маму Тессы. Лорд-чародей Квешир из Блэкгрова, выслушав их, берет Кальдера в заложники и требует, чтобы Тесса и Эш принесли ему Грейвенвуд, волшебную деревянную табличку, хранящуюся у правящей семьи Фейрлейс, которую теперь возглавляют дядя Тессы, Мейс Элдред, и его жена, Оделия Кэтвик. Но наши герои не знают, как украдут ее. Никто еще не смог это сделать, хотя многие желают силы Грейвенвуд, которая может сделать своего владельца непобедимой.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Каково это быть длинноухим нелюдем в империи людей? Не знаешь? Это довольно просто. Стань достойным своего прозвища. Будь жестоким и циничным! Стань эгоистом, который никому не доверяет и делает все для своей выгоды! Тяжело? Сложно? Придется измениться, если не хочешь бездарно погибнуть! Каково это быть длинноухим нелюдем в государстве орков? Не знаешь? Я тоже. Давай узнаем об этом вместе…
Юноша, с самой окраины Империи, потерявший всех в кровавой волне орочьего набега, но чудом выживший сам. Молодой наемник, ставший побратимом однорукого гнома и эльфа, проклятого своими сородичами. Барон — владетель обезлюдевших земель, заполненных болью, ужасом и тьмой. Неужели все это об одном человеке? И его история только начинается…
Я странный? Да ладно, это из-за ушей, что ли? Ну подумаешь, острые и длинные, у эльфов вон такие же. Нет. Я не эльф. Кто? Не знаю. Но все зовут меня Нелюдь.
Если вам не везёт ни в труде, ни в личной жизни, да настолько, что даже перемещение в иной мир ничего не может исправить, — это плохо. Если завистливым соперницам показалось недостаточным наложить на вас проклятие и они прилагают все усилия, чтобы отправить вас в пасть дракона, — это ещё хуже. Если друг ничем не может вам помочь и, более того, сам вот-вот потеряет корону по милости доверчивого дядюшки — это совсем плохо. Но если в ваш дом однажды занесёт отставного убийцу, которому по пятницам снятся малознакомые покойники, — это может оказаться к лучшему…