Нити магии - [23]

Я всегда боялась, что моя жизнь в конечном итоге завершится именно так. Просто думала, что замерзну изнутри.

Я погружаю руку в снег, выискивая твердый кусочек льда размером с гальку. Надеюсь, что после скона, который Лильян принесла мне сегодня утром, мы с ней поладили достаточно хорошо, чтобы она впустила меня в дом, а не позволила мне замерзнуть до смерти или не выдала Нине. Мои зубы начинают стучать от холода, и я выпрямляюсь, прикидывая, какое из темных окон наше. Нужно кинуть в него льдинку и при этом не разбить стекло.

– Марит?

Я вздрагиваю от неожиданности, когда Якоб, на сверкающих в лунном свете коньках, выскальзывает из тени на открытый лед.

– Черт! – вскрикиваю я. Порыв ветра касается моей открытой шеи. – Ты меня напугал!

– Извини, – Якоб делает резкий разворот. Чувствуя, как колотится сердце, я прячу замерзшие ладони под передником. Якоб откашливается и смотрит на меня, отмечая отсутствие на мне теплой одежды. – Что привело тебя сюда в такой чудесный вечер? – спрашивает он и подкатывается к краю пруда, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от меня.

Втягиваю воздух носом и произношу про себя жуткие ругательства. Все идет вкривь и вкось.

– Я вышла подышать свежим воздухом и, похоже, захлопнула за собой дверь. Можно ли как-то вернуться в дом… – я моргаю, глядя на него. – …или ты ночуешь здесь в какой-нибудь сторожке?

Он криво усмехается.

– Вернуться в дом можно. Как только ты придумаешь историю получше.

В окне появляется огонек от свечи.

– Быстрее, там Нина, – шепчу я, – прячься.

Он сходит со льда, и мы пригибаемся, затаившись под карнизом. Я чувствую приятное тепло, исходящее от его тела. В окне над нашими головами появляется лицо Нины, она смотрит на пруд, а потом, спустя несколько напряженных мгновений, уходит, и огонек ее свечи исчезает.

– Надеюсь, ты действительно знаешь, как пробраться в дом, – шепчу я, переводя дыхание, и, когда Якоб поворачивается ко мне, неожиданно осознаю, насколько его лицо близко к моему.

– О, мы-то знаем! – раздается слева от меня радостный голос Лильян. Я вздрагиваю от неожиданности, и она смеется, пришнуровывая коньки к башмакам. Над ее головой на карнизе висит бахрома сосулек, острых и частых, как волчьи зубы.

– Если Нина обнаружит нас всех здесь, – продолжает она, выпрямляясь и одаривая меня озорной улыбой, – то побреет нам головы и выпорет.

– Правда? – осторожно спрашиваю я.

– Вероятно, нет, – отвечает Якоб, вставая.

– Где твое воображение? – интересуется Лильян, прикладывая руку к карнизу окна. Стекло мгновенно темнеет, словно подернутое тенью. Я смотрю на это во все глаза, гадая, не обманывает ли меня зрение.

– Больше никакой Нины, – заявляет она. – Пусть смотрит в окно сколько угодно, но нас она уже не увидит.

Лильян поворачивается к нам с ослепительной улыбкой, а потом проходит вдоль ряда окон, превращая их все в непрозрачные черные панели. Осознание расцветает во мне подобно цветку. Неожиданно я понимаю, откуда взялась та изящная роспись на стенах нашей комнаты. И каким образом комната Евы была украшена так быстро.

Должно быть, все это проделала Лильян. С помощью магии.

– Мои верные Нинарушители, – обращается к нам Лильян, ступая на лед, – вы готовы сегодня ночью прокатиться через всю Данию?

Якоб протягивает мне руку и помогает подняться.

Как только Лильян прикладывает руку ко льду, из-под ее ладони растекается и разбрызгивается во все стороны цветная волна, и тысячи воздушных пузырьков проявляются во льду под ее ногами, подобно ошеломительным узорам из стекла. Пруд становится живой картой Ютландии, Фюна и Зеландии, с поросшими пышной зеленью горами, где травы колышутся на ветру. Колокольчики, нарциссы и фиалки расцветают под морозными звездами. Я чувствую головокружение, когда рассматриваю Данию вот так – как могла бы ее видеть птица, парящая в небесах. Всю свою жизнь я гадала: все ли люди, наделенные магией, боятся ее так, как боюсь я? Но Лильян использует магию беспечно, с радостью, словно черпает из бездонного колодца. Быть может, она просто дурочка? Юная и глупая, она не думает о последствиях и действует куда безрассуднее, чем это делала Ингрид…

Или, возможно, она знает что-то, чего не знаю я?

Я смотрю на нее, чувствуя, как в глубине души что-то ворочается, и не сразу понимаю, что это зависть. Мне нравится, какие ощущения рождает во мне магия. Просто хотелось бы, чтобы к этому наслаждению не примешивался страх, подобный увяданию, убивающему цветок.

Якоб тоже выходит на лед и указывает на карту.

– Марит, а откуда ты родом? – спрашивает он.

– Из Карлслунде, – тихо отвечаю я. – К югу отсюда.

– Тут? – он указывает на точку чуть дальше Копенгагена. Крошечные люди ходят по улицам, а балерины танцуют на сцене Королевского театра, вскидывая длинные ноги.

Я качаю головой.

– Дальше.

– Здесь? – с улыбкой указывает он.

– Правее.

Он поднимает брови и показывает на новую точку, и на этот раз я усмехаюсь, качая головой, а потом осторожно ступаю на лед.

– Я тебе покажу.

Он встречает меня на полпути, и звезды, словно осколки хрусталя, сияют у нас над головами. Здесь они выглядят совсем не так, как над «Мельницей», где прятались в облаках и угольном дыму. Местное небо похоже на зеркало, в котором отражаются тысячи огней.