Нить - [63]

– Главное, постарайся прожить жизнь как можно достойнее, – просто сказала Ольга Димитрию; она слушала рассказы о метаниях сына и понимала, что с мужем об этом говорить не стоит.

Димитрий старательно избегал отца. Это было нетрудно. Константиноса почти никогда не было дома.

Однажды ранним утром, когда шел уже второй семестр университетских занятий, Димитрий встретил на улице Катерину и Элиаса, идущих на работу. Юноша увидел, что они идут ему навстречу и, казалось, целиком погружены в собственный мир – мир смеха и радости. Они даже не замечали его, пока между ними не осталось каких-нибудь несколько футов.

– Димитрий! – воскликнула Катерина. – Как поживаешь?

За пару минут они обменялись десятками новостей, перебивая друг друга вопросами, ответами и восклицаниями.

– А Евгения как поживает?

– Она теперь ткет ковры в мастерской. Работа тяжелая, зато все время среди людей.

– А близнецы?

– Мария вышла замуж и уехала в Трикалу с мужем и ребенком.

– С ребенком! Она же еще такая молодая!

– И София тоже все замуж собирается…

– Собирается?

– Ну… Они уже два года как помолвлены. По-моему, это у них как-то затянулось… А как кирия Комнинос?

Катерина как раз заканчивала вышивку бисером на новом платье для Ольги и вспоминала о ней.

– У нее все хорошо, – отвечал Димитрий, зная, что именно такого ответа от него ждут. – Может быть, тебя опять попросят отнести ей платье?

– Я бы с радостью. Но помнишь, что получилось в прошлый раз? Столько неприятностей у меня вышло из-за того желтого платья. Да и вообще, у нас сейчас слишком много работы, заказы специальные люди доставляют. У кириоса Морено даже свой фургон теперь есть!

Вот это жаль, подумал Димитрий. Он не забыл тот день, два года назад, когда Катерина пришла передать желтое платье, и помнил, сколько веселья она принесла с собой в дом. Мама, кажется, с тех пор больше ни разу не улыбалась. Он видел ее каждый день – бледную и прекрасную, – и знал, что она никогда не покидает особняк на улице Ники. Ее единственными собеседниками были Павлина и сам Димитрий, и он замечал, что между собой родители почти не разговаривают. Отец приходил домой, когда мама уже спала, а уходил, когда она еще не поднималась, и единственная связь с внешним миром, которая осталась у Ольги, – наблюдение с безопасного расстояния, через окно гостиной, за происходящим на набережной. Она всегда с удовольствием выслушивала университетские новости, с жадностью выпытывая у Димитрия все до мелочей: до чего они доспорились на своих диспутах, с кем он дружит. Она жила его жизнью – своей у нее не было.

– Давайте как-нибудь сходим кофе попьем! – предложил Элиас. – У нас же с тобой еще одно дело не закончено, помнишь?

Димитрий рассмеялся. Элиас вспомнил про их чемпионат по тавли, начавшийся больше чем полжизни назад. Они сыграли бесчисленное количество партий, и никогда ни один не обгонял другого больше чем на один выигрыш. Это превратилось у них в манию. С тех пор оба многому научились и включили в свой репертуар новые варианты игры.

Передав наилучшие пожелания всем родственникам, они договорились встретиться в ближайшие выходные.

Димитрий не удержался и оглянулся. Он почувствовал укол ревности, когда заметил, что Катерина наклонила голову к Элиасу. Так близко, почти вплотную.

Важной частью университетской жизни Димитрия были новые друзья. Покончив с занятиями, они часто встречались по вечерам. У них всегда было о чем поспорить, и кафенио казались более подходящим местом, чем библиотека.

Главным в их кружке был Василий, и не только потому, что был лучше всех развит физически (он играл в футбол за одну из городских команд), но еще и благодаря громовому голосу и привычке никогда не сомневаться в себе. Биография и воспитание у него были совсем иными, нежели у Димитрия. Его отец, беженец из Малой Азии, был работником профсоюза, и социалистические воззрения были у него в крови. Несколько месяцев назад он познакомился с харизматичным лидером коммунистов Никосом Захариадисом, тоже приехавшим из Малой Азии, как и родители Василия. Василий был им просто очарован.

На стороне коммунистов была сложившаяся система взглядов, четко определенные цели, и юнцов-идеалистов вроде Василия притягивала невероятно мощная и яркая личность человека, распространявшего эти идеи в городе. В прошлом они, может быть, и стояли бы за Венизелоса, но теперь у него давно борода поседела и силы уже не осталось. Новое дело захватило Василия более властно, чем новый роман, и подействовало на него сильнее, чем переход в другую религию.

Единственным, что могло отвлечь его от политики, была музыка. Как-то в пятницу, поздно вечером или, скорее, уже рано утром, когда они впятером – Димитрий, Василий, Лефтерис, Маноли и Александрос – осушили бутылку цикудьи и темы для идеологических дискуссий были почти исчерпаны, Василий заявил друзьям, что поведет их слушать музыку. В деловом центре города выступает популярный певец ребетики[5], и им всем нужно пойти на его концерт.

Отец Димитрия почти любую музыку презирал, и в доме у Комниносов никогда не было граммофона. Несмотря на это, Димитрий за последние месяцы чего только не слушал. Музыка в жадном до развлечений городе была на каждом углу, толпы собирались хоть в солнечный день, хоть в снегопад, чтобы послушать горцев-кларинистов, мандолинный оркестр или цыганских барабанщиков.