Нинка - [2]

- Привет! - улыбнулась она. - Первокурсник?

- Руслан меня зовут... Курю "Приму"... Женщину не познавал около месяца... На данный период читаю Евгения Шварца... А именно сейчас - пью водку. Потому что категорический императив и несовершенство мира...

- Достаточно. Подходит...

Мы взяли еще, сели за столик. Нинка поинтересовалась, почему я такой грустный?

- После старославянского, - отвечаю. - Представляешь, каково христианину узнать, что священное слово "Христос" начинается с буквы "хер"?..

Нинка рассказывала, как здорово в Литинституте, какие вокруг все выпивохи и таланты. Говорила, что учится и одновременно подрабатывает дворничихой. Причем метет те же самые дорожки, что некогда мел незабвенный Андрей Платонов. Поведала также, что любит тяпнуть, особенно на лоне. От слова "лоно" я возбудился и полез целоваться. Потом закричал:

- Все на лоно!

- На лоно! - загорелась Нинка.

Бармен неожиданно поддержал нашу затею, подразумевая, что нам уже давно пора на природу, к матери, в лоно. Мы забрались в какой-то детсадик на Малой Бронной. По пути взяли что-то красное. Пили его прямо из горла.

- Ты любишь Тютчева? - спрашивала Нинка.

- Люблю, - соглашался я.

- Дай я поцелую... Подожди. А Ходасевича?

- Тоже люблю.

- Умница... Подожди. А Георгия Иванова?

- Позднего - люблю...

Потом, кажется, нас выгнала сторожиха. Тем более, что Нинка сломала качели, а я погнул грибок и упал в песочницу. Изгнанные из лона, мы направились в ЦДЛ. Но туда нас не пустили, интеллигентно указав на наше бесподобие.

- Пива - и в общагу, - предложил я.

Мы шли в обнимку, взаимно уравновешиваясь. По счастью, с блюстителями порядка нам суждено было разминуться. Вышли на Тверской бульвар, прошли "Макдоналдс", приблизились к Пушкину. Нинка пыталась принять позу, запечатленную скульптором Опекушиным. Я отговаривал:

- Брось, так и по трезвому не устоишь...

Тут к нам подскочили двое: одна - с микрофоном, другой - с камерой. Да так неожиданно, что я поперхнулся.

- Скажите, - защебетала телевизионщица, - вы любите Пушкина?

- Не надо камеры! - встряла Нинка. - Мы имеет право расслабиться?..

Но профессионалка знала свое дело и без возмущения повторила вопрос.

- Люблю, - согласился я, откашлявшись.

- А за что?

Нинка уже тянула меня в сторону:

- Пойдем. А то покажут в рубрике...

- За то... - отчеканил я в расплывающееся пятно микрофона, - за то, что он "милость к падшим призывал"...

Мы с Нинкой удалились до "Ленсовета" и сели на "тройку". В троллейбусе я неожиданно вздремнул, а проснулся с головной болью. Неотвратимо надвигались мысли насчет добавить. Пришлось зайти в винно-водочный на Руставели.

Добрались до общаги. Нинка жила этажом выше. Разобраться с водкой решили у меня. Нинка пошла к себе за закуской. Мысленно я заказал амброзию и что-нибудь маринованное. Когда мыл стаканы, ко мне подошел сильно подвыпивший Стасик.

Стасик был коренным сибиряком и обладал удивительной фамилией Яуя. Писал милые рассказы в духе Андерсена. Главными героями в них выступали форточки и дверные ручки.

- Руслан, - говорит Стасик, - объясни мне, вселенная конечна или бесконечна? Вот, допустим, она конечна...

- Стасик, - перебил я, - это известная антиномия Канта. Разрешить ее можно только при некоторых условных ограничениях. Был такой математик Георг Кантор...

- Так Кант или Кантор?

- Кант сформулировал, Кантор разрешал.

- Руслан, не надо математики, там много переменных. Ты мне прямо скажи - мир конечен или нет?

Что я мог ответить?

- Стасик, - говорю, - мир, каков мы знаем, - это вообще наше представление. Сам по себе он не имеет протяженности.

- Как это?

- А вот так... Слушай, а что это тебя на такие вопросы тянет?

- Руслан, ты не поверишь. Как выпью - так сразу думать начинаю. Откуда это все безобразие взялось и имеет ли оно конец? И думаю до тех пор, пока не напьюсь до отключки.

- А вот теперь представь, что все разумное во вселенной напилось до отключки. Ну совершенно все. И отключка эта - вечная. Будет тогда безобразие?

- Ну это смотря с какой стороны посмотреть...

- Так некому смотреть. Все в отключке.

- Гм... Выходит, что и безобразия не будет.

- Вот в этом-то и все дело. Безобразие, протяженность, бесконечность и вообще размерность - это все наши выдумки. Говоря умным языком - категории. Априорные формы...

Стасик достал из кармана блокнот:

- Как ты говоришь? Категории?..

- Категории. А есть еще категорический императив...

- Тоже наша выдумка?

- Не совсем. Скажем так - онтологическая идея. Объективирующаяся в нашем сознании...

- Не спеши, я не успеваю записывать.

- И вот этот категорический императив - причина наших скорбей. Но он же - причина нашего творчества. Этакая сердоболинка.

Стасик закрыл блокнот и посмотрел на стаканы в моих руках:

- У тебя есть что-нибудь от этой сердоболинки?

- Не обижайся, - говорю, - я - с дамой. Так что разрешать эту онтологическую идею буду без тебя...

Нинка задерживалась. Я перевесил позапрошлогодний настенный календарь обратной стороной и вывел фломастером краткий лозунг. Надпись, декоративно украшенная тараканьими крапинками, призывала к приятным чудодеяниям: "Даешь оргазм!" То есть порыв к подвигу уже был, не было объекта его воплощения. И я начал волноваться. И в порыве волнения не заметил, как опустошил бутылку. Онтологическая идея была временно разрешена...