Нина «Золотоножка» - [15]

Поселок виднелся на расстоянии трех-четырех километров. Тишину нарушало только пение сверчков.

Космаков остановил лошадей у подножья самого высокого холма и поднялся на вершину. Недалеко виднелись разбросанные тут и там полуразрушенные срубы, напоминающие колодцы.

“Вряд ли кто либо в ближайшие сто лет вами заинтересуется”, — подумал Космаков, и спустился вниз.

Стволы отработанных англичанами золотоносных шахт темнели черными провалами. Время сделало свое. Крышки срубов почти сгнили, земля осунулась, обнажая опасные места. Космаков вытащил из тачанки веревочную лестницу и толстую пеньковую веревку с навязанными узлами. Один конец лестницы прикрепил к толстой, еще не успевшей сгнить, свае, а другой сбросил в провал шахты. Затем проделал то же самое с веревкой, но конец привязал не к бревну, а к железному кольцу на тачанке.

Хорошо обученные военным командам лошади мгновенно реагировали на свист. Космаков привязал бидон с золотом к веревке, опустил в отверстие шахты, а сам по веревочной лестнице начал спускаться в ствол.

“Летучка”[4] освещала мрачные стены. Спуск был длителен, но страха Космаков не испытывал. Человек, детство которого прошло в заплеванных притонах и подворотнях, прошел закалку, которая не снилась благополучному обывателю.

Отработанная шахта была наполовину заполнена водой. Стараясь далеко не уходить, Космаков отыскал подземное озеро в отработанном забое, возвратился к стволу и дважды свистнул. Через минуту тяжелый бидон был у его ног.

В воде груз стал намного легче. Космаков дошел до половины озера, но глубина оказалась недостаточной, чтоб скрыть драгоценную ношу. Шаг за шагом “приказчик” перетащил бидон на противоположный берег и мокрый от пота прислонился спиной к деревянным креплениям.

“Все же, дорогой, придется тебя закопать”, — прошептали его губы, и он из-за пояса вытащил саперную лопатку. Почва была мягкой. Углубившись где-то на метр, сталь лопатки издала неприятный скрежет. Космаков поспешно расширил отверстие и в свете “летучки” увидел металлическую крышку люка.

Винтовая лестница вела куда-то еще глубже в отпугивающие недра.

Долго не раздумывая, Павел Космаков с проворством юнги стал спускаться в черный провал.

Подземелье было сухим и огромным. Твердая порода не грозила обвалами. Это обстоятельство его обрадовало.

У монолитной стены громоздились деревянные и металлические ящики с неизвестным содержимым.

Космаков открыл первый попавшийся ящик, и не смог сдержать возглас удивления. Из гнезд торчали рукоятки пистолетов системы “Кольт”. В длинных ящиках находились аккуратно упакованные английские карабины. Здесь же стояли металлические коробки, заполненные патронами.

“А вы, ребята, оказывается, дело знали туго, — подумал Космаков. — Там, где есть золото, всегда необходимо держать порох сухим”.

Исследовать огромное подземелье не было времени. Керосинка начала источать красный свет, напоминая о том, что он провел под землей уже немало времени.

Через полчаса облегченная тачанка, не заезжая в казахский поселок, мчалась в обратном направлении.

МЫ УЕЗЖАЕМ В ЖМЕРИНКУ

Как в комнату зашел Василий они не заметили. Рассказ Харасанова потряс в прямом смысле слова. Тем не менее, Франц сумел взять себя в руки.

— Ну что, знатная информация? — без тени иронии спросил Василий.

Ответ художника был неожиданным. Удивил не только Василия и Константина, но и Наташу.

— Я бы много отдал, чтобы увидеть картину “Революция на Земле глазами марсиан” — сказал Франц. — Уже тогда я знал, что это моя большая удача. Но разыскивать ее ради денег не стану. Достаточно того, что в каталоге или списке значится подлинное имя и фамилия художника. Благодаря тебе, Костя, деньги у меня уже есть. Но в камере хранения на Киевском вокзале находится одна вещь, которую мне очень хочется вам показать.

— Что-то новенькое? — оживленно спросил Харасанов. — Благодаря тебе, Франц, я за бугром выбрал неплохое направление в бизнесе.

— Новенькое, и мне нравится, — ответил Франц, — но до конца судить не берусь. Мы к вам приехали, как говорят, с корабля на бал. Моя картина только что выставлялась в Киеве. Фирма предложила максимальную цену 180 тысяч.

Харасанов подскочил.

— Не вздумай продавать, слышишь?! — взволнованно выкрикнул он. Если, как ты говоришь, фирма предлагает за картину сто восемьдесят тысяч, значит она стоит не менее миллиона. Но где картина? — до боли сжал его плечо. — Неужели в камере хранения?

Франц опешил.

— А что? Ты думаешь, ее могут украсть?

На этот раз вмешался Василий.

— Если еще не украли. Немедленно берем тачку и едем на Киевский вокзал. Господи, Франц, не обижайся, но ты ведешь себя словно наивный первоклассник. Ведь на вашей выставке в Киеве было по меньшей мере десять воров и в два раза больше аферистов.

Когда они привезли картину, Харасанов и Наташа облегченно вздохнули.

— Будем считать, что родился в рубашке, — сказал Харасанов. — Но, запомни, подобное случается один-два раза в жизни. Владеть большими деньгами…, такое дело безнаказанным не остается.

Они установили полотно на столе в гостиной.

Франц изучал их лица, но не улавливал особенных эмоций в мимике и выражении глаз.