Нимфа - [9]

— Софи Чампьон, с вечной благодарностью, — вслух прочел Криспин. — На будущее хочу посоветовать, мисс Чампьон, не оставляйте опознавательных знаков на орудии убийства. Так ничего не стоит узнать ваше имя.

— Орудие убийства? Ричарда Тоттла застрелили из моего пистолета? — в ужасе вымолвила Софи.

— Именно. Я нашел его возле тела, и он был еще горячим после недавнего выстрела, — кивнул Криспин, заметив, что ее изумление было вовсе не притворным. — Впрочем, вы все сами знаете. А теперь, мисс Чампьон, если вы соблаговолите…

— Послушайте, если бы я была убийцей, разве я оставила бы пистолет у тела? — перебила его Софи.

— И что же?

— А то, что это доказывает, что я не убийца. — Софи подалась вперед, не вставая с кресла. — Даже вы признаете, что это очевидно.

Криспин тоже перегнулся через стол, демонстрируя таким образом доверительность их беседы.

— Я не знаком с таким значением слов «доказывает», «признаете» и «очевидно». Мне кажется, что очевидность свидетельствует об обратном. Очевидность такова, что владелец орудия убийства и есть убийца. Из вашего пистолета убит человек. Получается, что вы и есть убийца. А констебли предпочитают руководствоваться именно очевидными фактами. И если я готов выслушать ваше представление о сложившейся ситуации, то они примут за доказательство вашей вины пистолет — и все.

— Если вы согласны со мной, значит, понимаете, что я не совершала убийства, — не обращая внимания на его сарказм, ухватилась она за смысл его слов.

— У меня есть внутренняя потребность выслушать вас, — отозвался он, и в комнате на какое-то время воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только клекотом ворона. Минуту спустя Криспин продолжил, еще ближе придвинувшись к ней: — У вас есть возможность доказать мне вашу невиновность. Или по крайней мере внушить мне относительную уверенность в этом. Если бы у вас не было того, что я ищу, я готов был бы признать, что это не вы убили Тоттла, во всяком случае, сделали это не в одиночку. Я не стану обвинять в убийстве женщину, даже такую докучливую, как вы.

— Говорю вам, я ничего не брала у Ричарда Тоттла, ни у мертвого, ни у живого.

— Докажите, — пристально взглянул на нее Криспин.

— Полагаю, что знаменитому графу Сандалу не пристало пользоваться таким дешевым предлогом, чтобы вынудить женщину раздеться, — прищурившись, ответила Софи.

— Мне показалось, что вы ничего не знаете о графе Сандале.

Софи была слишком взвинчена, чтобы досадовать на свой промах. Все это время он провоцировал ее, и теперь ей хотелось взять реванш, поэтому она постаралась говорить как можно более хладнокровно:

— Ваши методы соблазнения на меня не действуют.

— Уверяю вас, я был далек от этого. Я скорее готов соблазнить дикобраза, чем вас, мисс Чампьон. Итак, вы будете раздеваться или вам помочь?

— Я уж скорее позволю прикоснуться к себе дюжине самых грязных и похотливых матросов флота ее величества, нежели вам.

— Я в этом не сомневаюсь, — равнодушно обронил Криспин. — Животные всегда тяготеют к себе подобным. Но ваше откровенное заявление пробуждает во мне интерес — почему вы так боитесь меня?

— Боюсь вас? — изумилась Софи.

— Естественно. Если вы утверждаете, что невиновны и у вас нет того, что я ищу, тогда почему бы вам не раздеться и не доказать свою правоту?

— Я не совсем понимаю, какой смысл вы вкладываете в слова «естественно», «утверждаете» и «доказать», — передразнила его Софи.

— Давайте начистоту, мисс Чампьон, — предложил Криспин, пропустив мимо ушей ее заявление. — Вы полагаете, что не можете доверять себе самой в моем присутствии? Это понятно, потому что широко известно, что моим чарам женщины противиться не могут.

Он понимал, что выиграл это противостояние, хотя очевидное подтверждение этому последовало лишь через пару минут. Криспин никогда прежде не видел менее эротичного стриптиза, он даже не смог пробудить ото сна задремавшего ворона.

И все же Криспин возбудился.

Софи поднялась с кресла и, глядя на Криспина, сняла красный бархатный камзол. Затем последовали туфли, лосины, и наконец она осталась лишь в шляпе и тонкой льняной рубашке, которая едва прикрывала ее ягодицы. Она подняла руки и, вытащив из шляпы три булавки, на которых та держалась, высвободила волну длинных янтарно-золотистых волос, которые скрыли ее по пояс. Затем Софи ослабила завязки на шее и плечах и стала снимать рубашку. На то мгновение, когда она протягивала ее через голову, выражение лица Криспина скрылось от нее, а ему хватило этой доли секунды, чтобы взять себя в руки, поэтому Софи так и не узнала, какие эмоции отразились в его глазах при виде ее полностью обнаженного тела.

Находясь на службе у королевы Елизаветы, Криспин хорошо усвоил, что импульсы, как и эмоции, делают человека уязвимым, а это отделяет его от могилы всего на полшага. Сдерживать свои эмоции ему всегда легко удавалось, а непроизвольные, импульсивные движения тела — не всегда, поэтому он потратил много сил и времени на то, чтобы научиться безупречно владеть телом. Он мог задержать дыхание под водой на целых десять минут, ослабить сердцебиение, чтобы притвориться мертвым, простоять неподвижно в течение двенадцати часов. По сравнению с этими умениями научиться сдерживать сексуальное возбуждение представлялось детской забавой, и Криспин достиг в этом такого совершенства, что подчас задавался вопросом, не искоренил ли он в себе вообще способность возбуждаться. Он давно уже утратил интерес к соблазнению дам, убедившись, что угроза жизни, которая связана с тайной сексуальной связью, не стоит удовольствия от нее и что он может получить гораздо больше в объятиях искушенной куртизанки.