Нимб над Мефистофелем - [13]

Осознав свою беспомощность, а главное – не зная, как ей быть, куда девать ненависть, Лидочка замкнулась, надела маску безучастности, ершилась. Стоило отцу прикоснуться к ней, обнять или погладить по голове, она вспоминала его зад, уродливое лицо и стоны, отшатывалась от гадливости, грубила:

– Я не ребенок, Ольку гладь.

Лето прошло, вернулись в город. Дядя переехал в отдельную квартиру, навещал редко. Особенно невыносимо было видеть Ирину, которая делала слабые попытки возобновить прежние отношения с Лидочкой, но та оказалась упрямой и зачастую откровенно хамила ей. Осенью отец собрал детей и объявил:

– Вам нужна мать, мои дорогие. Думаю, Ирина заменит ее.

– Не заменит, – восстал Ваня. – Как ты можешь?!

– Это в тебе говорит максимализм, Ваня. Мне тяжело одному, одиноко. Когда ты повзрослеешь, поймешь.

Отец смотрел в пол и мял пальцы, ему было неловко. Он понимал, что детей не так-то просто уломать, а хотелось мира, хотелось идиллии, всего того, что исчезло со смертью их матери. Лидочка тоже не смотрела на него, а подвергла изучению окно, болтая ногой, заброшенной на другую ногу.

– Лидуся, что ты скажешь? – спросил отец.

– Если мы скажем «нет», ты ведь все равно сделаешь по-своему, – вздернув нос, презрительно бросила она.

Он что-то пролепетал и вышел из комнаты. Ваньку прорвало, он забегал, как петушок, размахался длинными руками:

– Да как он смеет! Не прошло и трех месяцев, как не стало мамы, а он жениться надумал!

– А я тебе что говорила? – торжествуя, процедила Лидочка. – Он давно с ней. Мама узнала. Они оба убили маму.

– Не болтай чепухи.

– Убили, убили! Ни ты, ни я, ни Олька ему не нужны, только гадина Ирина! Как думаешь, это дядя сказал маме про отца с Иркой?

– Не знаю. Она могла сама догадаться. Говорят, женщины чувствуют.

– Тоже мне, знаток, – окатила и его презрением Лидочка.

Отец расписался с Ириной. Пышных тожеств не устраивали, посидели в ресторане без детей. Дядя Федор не пришел на свадьбу. Ирина заняла место матери в спальне и в доме, одевалась в самые лучшие вещи, стала настоящей дамой и безумно похорошела. До отвращения похорошела! Лидочка с Ваней не выносили ее и всячески демонстрировали свое отношение к мачехе.

Однажды отец с Ириной собрались в театр. Увидев ее, Лидочка задохнулась от ярости, подошла к бывшей подружке и сказала спокойно:

– Это серьги мамы. Сними.

– Что ты себе позволяешь! – взбеленился отец.

– Боря, прошу тебя, – остановила его Ирина, так как он рванулся к дочери с явным намерением ударить ее (отец, видя, что идиллии не получается, что дети отдалились от него, стал нервным). Ирина сняла серьги, положила их на столик перед зеркалом в прихожей. – Прости, Лидочка.

Серьги сняла, но поехала в норковом манто матери! Лидочка легла в кровать и придумывала ей казнь. Слышала, как вернулись отец с Ириной, подкралась к спальне. Она уже прекрасно разбиралась в сопении и стонах, усмехнулась и...

Утром обнаружили норковое манто, разрезанное на длинные тонкие полосы. Отец влетел в комнату дочери с этими меховыми лентами в руках, потряс ими:

– Это ты сделала? Дрянь! Как ты посмела?

Сначала он кинул обрезки в лицо Лидочке, потом ударил ее по щеке наотмашь. Пощечина не испугала девчонку, а принесла удовлетворение и от содеянного, и от состояния отца.

– Дрянь не я, – гордо, с чувством превосходства произнесла Лидочка, – а ты и наша мачеха.

Ирина вбежала вовремя – отец как раз замахнулся, чтоб ударить строптивую дочь вторично, – схватила его за руку:

– Боря! Не смей! Уйди!

Разгневанный Борис Михайлович выскочил, как ошпаренный кипятком, Ирина в упор посмотрела на Лидочку и не удержалась от упрека:

– Зря ты так с папой...

– Я не нуждаюсь в заступниках. Он тоже, – холодно сказала та. – Убирайся из моей комнаты.

– За что ты меня ненавидишь? – мягко спросила Ирина. Наверное, думала смутить Лидочку, и та начнет оправдываться. Да не тут-то было.

– За то, что ты влезла между мамой и отцом.

– Я люблю его, Лидочка. И он меня тоже любит.

– Ах, ах, ах, они любят друг друга! – желчно рассмеялась падчерица. – Как сентиментально! Любовь... Как красиво! Как романтично! Любовь стоит того, чтоб преодолеть все преграды... Даже смерть... О, что я говорю! Что значит смерть для любви? Мелкая неприятность по сравнению с любовью...

– Не смей так говорить! – задохнулась Ирина.

– А что ты мне сделаешь? Убьешь, как маму? Попробуй.

Ирина выбежала из комнаты в слезах.

Лидочка находила новые и новые способы досаждать обоим, делала мелкие пакости, чувствуя себя героиней. Сначала отец бесился, иногда его рука отвешивала пощечины дочери, но они словно подогревали ее ненависть. Потом (видимо, по совету мачехи) он перестал обращать внимание на дочь. Беситься начала Лидочка – ненависть не прошла, а утолить ее она не могла, не знала чем.

Дни тянулись с черепашьей скоростью, и чтобы занять себя, поменьше бывать дома, Лидочка записалась в различные кружки. Она подмечала малейшие изменения в отношениях мачехи с отцом – между ними не всегда царил лад, папа был ревнивым, нередко закатывал молодой жене скандалы. Да, он очень изменился, очень. Нервозность отца (а тот становился день ото дня озабоченнее и злее) Лидочка связывала с мачехой и торжествовала, когда они ссорились. За год она вытянулась, превратившись из подростка в белокурую девушку с пышными формами и красивым, умным, строгим лицом. На нее заглядывались не только сверстники, но и взрослые мужчины, а Лидочка остервенело училась, мечтая закончить школу и убраться подальше от мачехи с отцом.