Никто об этом не узнает - [45]

— Это так?

В черных глазах Алена заметила напряжение.

— Не помню такого. — Она оглянулась, виновато посмотрев на Стаса. — Мы же только про воскресенье договаривались, разве нет?

Шилов, помедлив, улыбнулся:

— Конечно.

И снова то же злое раздражение и в голосе, и во взгляде. Но отчего он злится? Это ведь правда.

А в столовой Ренат вдруг устроил ей целый допрос: куда, когда, зачем ей идти с Шиловым? Правда, ловко завуалировал это нездоровое любопытство под шуточки.

— Я должен знать, куда вы с ним пойдете, раз уж взял на себя роль твоего телохранителя. Шило — темная личность. Кто знает, чем он развлекается за пределами школы. Вдруг он маньячина. Видела, какой у него взгляд?

Ренат одновременно нахмурился и свел глаза к самой переносице. Алена не выдержала и расхохоталась.

— Тебе ведь он не нравится, верно? — просмеявшись, спросила она.

— Ну как такие могут нравиться? — Ренат повторил гримасу. — Ну так где и когда у вас встреча? Пароли, явки?

— В воскресенье, в три, в «Карамели». В кино пойдем.

— О’кей, значит, я туда подъеду к пяти и заберу тебя.

— Куда заберешь? — удивилась Алена.

— По ходу придумаем.

В общем-то, Алена была не против, даже наоборот, хотя такая напористость, да еще сразу с двух сторон, ее бесконечно изумляла. Но если уж честно, то Ренат ей нравился куда больше Шилова. Хотя бы потому, что с ним, оказывается, легко и весело, и к тому же он ее спас от мерзких одноклассников. А еще… Он самый близкий друг Максима. Это обстоятельство само по себе не должно, конечно, делать его привлекательнее в ее глазах. Однако делало.

— Ну что? Договорились? Точно? Не сбежишь?

— Нет, — улыбнулась она, почувствовав вдруг на себе чей-то взгляд. Обернулась — и точно: Максим смотрел ей в спину тяжело и недобро. Ела бы — поперхнулась. Правда, он тут же отвел глаза, но улыбаться ей все равно сразу расхотелось.

12

«Это же надо — дожил, — думал Максим, — домой возвращаться не хочется».

Строго говоря, домой его вообще никогда не тянуло. Как было совсем в детстве, он не помнил, но вряд ли радужно. Отец никогда не стеснялся показывать, насколько в тягость ему присутствие Максима. Если бы не мать, а точнее, если бы не всемогущий дед, который, к сожалению, уже не всемогущ, отец давно отослал бы его в какое-нибудь закрытое заведение. Он и порывался, но мать сразу впадала в истерику.

Порой Максиму казалось, что отец ненавидит мать даже больше, чем его. Дурой называет через раз, а стоит той рот открыть, лицо у него делается такое, будто вот-вот инсульт разобьет. Хотя мать и вправду в половине случаев лучше бы молчала. Но дурой называть… Раньше Макс пытался осадить отца, но получал по шапке от обоих.

Сначала орал отец: «Я тебя содержу, а ты, щенок, будешь мне еще указывать, что говорить?!» Однако это лишь подстегивало азарт, и в итоге перепалка перерастала в скандал. Потом уже, дождавшись, когда страсти улягутся, Максима ругала мать. Точнее, нудила, что так нельзя, что, если с отцом спорить, всем только хуже будет. И вот это у него просто почву выбивало из-под ног. Он спорил, доказывал, что только так и нужно, а нельзя как раз допускать, чтобы ноги об тебя вытирали. Потом плюнул: ну хочет терпеть такое отношение, что он может поделать? А поводов поскандалить с отцом и без того всегда хватало.

Теперь же, с появлением этой Алены, дома стало совсем невыносимо. Самое скверное, что он чувствовал себя одураченным, что ли. Ведь сразу понимал, что девчонка решила устроиться получше, для того и позвала журналистов. И момент подобрала самый подходящий. Знала же, что те не пропустят такую новость накануне выборов, поднимут шум, а папаша постарается всячески этот шум замять. Если и не удочерит, думала она наверняка, так отстегнет солидный куш, что тоже неплохо. В общем, рассчитала все с ювелирной точностью. А какая она актриса! Как гениально сыграла непосредственность и искренность! МХАТ отдыхает! Ведь даже он, Максим, ей поверил. Поддался этому непривычному безыскусному очарованию, точно гипнозу. В какой-то момент даже чуть голову не потерял. И можно, конечно, упрямо сваливать все на то, что он просто в ту пятницу напился, вот и воспылал спьяну. Бывает.

Но была ведь еще суббота… И тут уж ничем не прикроешься, не оправдаешься — повелся на нее, как лох, как доверчивый идиот, хотя сам-то всегда считал себя отъявленным циником. Уверен был: это он мог вскружить голову, мог склеить практически любую, мог заставить страдать или позволить быть рядом, вот как Кристинке, а самому при этом оставаться абсолютно безучастным. Секс не в счет — это простая физиология: отстрелялся, и готово. Душу, сердце, мысли мало задевает. Всегда так было. А тут вдруг тронуло и… такой сокрушительный удар по самолюбию. И, что еще страшнее, не только по самолюбию.

И свою самую неприятную тайну разболтал, идиот. Никому никогда не говорил. Никому никогда не доверял и не открывался, а ей — пожалуйста. Впустил, можно сказать, в душу, туда, куда вообще дорога заказана кому бы то ни было.

Вот же дурак! Что он там про нее думал? Какая она настоящая, нежеманная, какая светлая, точно свежего воздуха глоток. Фу, самому от себя противно! А на деле эта Алена в своем амплуа кроткой овечки переплюнула ту же Кристинку, которая хотя бы никого из себя не строит. И, что совсем возмутительно, Алена даже теперь продолжает изображать невинность. Бесит! Аж до зубовного скрежета.