Никто не умрет. Часть 1 - [80]

Ивана смотрела, как темнота шаг за шагом поглощает силуэт удаляющегося прочь мужчины. Сейчас, когда ей следовало бы бояться его, ей вдруг стало его безумно жаль. «Он страдает. Боже мой, как его жалко! Смогу ли я вернуться назад в прошлое и спасти эту женщину?»

Ивана крепко зажмурилась, сжала кулаки так, что обкусанные ногти впились в ладони, и напряглась так, будто собиралась сдвинуть товарный вагон. Напрасно. Когда она открыла глаза и с надеждой огляделась, ничего вокруг нее не изменилось. Она также как минуту назад стояла возле мотеля на освещенном китайскими фонариками пятачке. «Я не умею делать ЭТО по собственному желанию. А что если несчастье с Акено случилось, потому что иначе спасти остальных людей было невозможно, и если бы я, пожалев ее, сумела вернуться и спасти ей жизнь, теплоход затонул бы, и люди погибли бы? Хорошо бы менять все по собственному желанию и своему усмотрению, только откуда мне знать: когда, где и какие будут последствия. Если знать конец, то можно менять начало, но откуда мне знать, какое начало приведет к какому концу. Так можно всю жизнь потратить на один несчастный случай и к старости узнать, что в результате все равно случилось несчастье. Я не могу предугадать конец. И я должна пока радоваться тому, что моя способность проявляется тогда, когда я могу хоть что-то поменять к лучшему».

Она прошептала:

— И жизнь неизбежна…

Глава 24. СВОЙ БОЙ

По пути от Находки до Уссурийска Илья был очень словоохотлив — он пытался разговорить своего спутника, чтобы выведать подробности его трагедии. В ночных телевизионных новостях, которые он успел посмотреть до отъезда, скупо сообщили, что рейс был отложен по техническим причинам, телевизионные комментаторы пережевывали вечернюю версию событий, сдабривая ее «неподтвержденными сведениями» о попытке большой контрабанды наркотиков.

Однако Хан оказался на редкость неразговорчивым пассажиром. Он заснул или сделал вид, что заснул, после первого же вопроса Ильи и просидел с закрытыми глазами до Владивостока. Там Илья сделал недолгую остановку в пригородном кафе. Старый прикрученный к настенной подставке телевизор с большими снеговыми помехами немножко развеял его любопытство новой интерпретацией произошедшего в порту. Из неподтвержденных источников, как сказал диктор, пограничникам стало известно, что на борту теплохода находится большая партия героина. При проверке ничего не обнаружили, но рейс был отложен из-за несчастья с одним из провожающих. Им оказался какой-то трансвестит без документов. После этой фразы Хан резко встал из-за стола и вышел вон. Илья почувствовал неловкость, будто его застали за нехорошим делом, и сильно пожалел, что так нетактично себя вел всю дорогу. Он наскоро закончил есть и поспешил вслед за попутчиком. Хана сидел на заднем сидении с бесстрастным выражением лица, прикрыв глаза веками, будто собирался проспать всю оставшуюся часть пути. «Черт меня дернул любопытничать, — ругал себя Илья, заводя мотор. — Парню неловко, потому что его сестра мужчина и теперь все об этом знают. Такие чудеса нынче творятся. Куда мне со своими старомодными взглядами. Лучше уж ничего не предполагать, а то напридумываю какую-нибудь околесицу и сам поверю в нее. А потом буду себя вести как идиот, вроде того, как я Ивану спасал от милиции». Он включил радио на волне старых мелодий и углубился в приятные воспоминания о далеком прошлом, незаметно приплетая туда мечты о будущем, которое его ждало после возвращения из Китая.

В Уссурийске Хан попросил Илью взять с собой в попутчики своего друга. Этим другом был оказаться Якудза, так они договорились вчера вечером, но вместо учителя он увидел Самурая. Он узнал его с трудом. К нему подошёл невысокий худой мужчина средних лет бритый наголо, одетый в свободные летние брюки и цветную рубашку на выпуск. По-корейски широкое лицо излучало добродушие и приветливость. Это было не похоже на всегда строгого и собранного Самурая. Но мужчина протянул руку для рукопожатия, и тогда Хан заметил через ворот рубахи даймон клана, висящий на кожаном шнурке, с которым Самурай никогда не расставался. Этот даймон и своё боевое имя он получил от Якудзы за то, что великолепно владел искусством фехтования «кендо» и «иайдо» искусства быстрого обнажения меча. До этого его звали Куан Ким. Это имя и осталось в его российском паспорте.

— Якудза остался решить кое-какие персональные вопросы, — сказал он монотонно. — Я организую проезд и провожу тебя до нужного места.

Хан понял, что имел ввиду Якудза, он не успокоится, пока не найдет виновных в смерти жены, и очень боялся, что поиски выведут его на девушку по имени Ивана. Те два дня, которые потребовались на оформление выездных документов, он думал только об этом и спрашивал себя: имеет ли он право остановить Якудза или должен принять неизбежное… «Кто она мне? — уговаривал себя Хан, — Глупая болтливая девчонка, которая сует свой нос, куда не следует».

До Данбичжэнь Илья, как истинный хозяин, развлекал пассажиров старыми чукотскими анекдотами. Самурай вежливо поддерживал его одобрительным хмыканьем и исподволь поглядывал в сторону Хана. Угрюмость друга он связывал со смертью Акено, которую тот почитал, как мать, поэтому старался не докучать ему расспросами. Когда они прибыли на контрольно-пропускной пункт, на анализ настроения своего босса у него совсем не осталось времени. Самураю пришлось утрясать денежные вопросы, чтобы таможенник, который будет проверять их машину, проявил должную невнимательность.