Никто, кроме тебя - [53]

Оскорбленное самолюбие не давало спокойно жить Мауре: такой кавалер и потерян, очевидно, навсегда. Но со свойственным ей упорством, она решила испробовать все способы борьбы за него, пользовалась малейшей возможностью остаться наедине с Антонио, лишний раз напомнить о своей тоске по нему, неразделенной любви.

На этот раз он позвонил сам и попросил о свидании. Может быть, в ресторане, предложила Маура. Нет, он приедет к ней домой. Сердце обрадованно забилось, но тон Ломбарде, каким это было сказано, не предвещал ничего радостного.

И вот он рядом сдержанный, чуть ироничный, в спортивном светлом костюме, который так элегантно сидит на его подтянутой фигуре. Нет, она его потеряла безвозвратно, вещает сердце… Его первые слова подтверждают это.

– В ресторане ты спросила меня о доне Даниэле с явным желанием досадить Ракель, ведь я тебя отлично знаю. А еще ты ей говорила как-то, что я придерживаюсь свободных взглядов в любви, хотя знаешь, что это не так. Ты лгала специально, ей назло.

Антонио не спрашивал, Антонио предъявлял счет. Она растерялась, пыталась оправдываться, но в его глазах все это выглядело слишком жалко.

– Я был с тобою откровенен с самого начала. Сказал, что ты мне нравишься, ни слова не говоря о любви… и ты приняла это. Я не обещал хранить верность и от тебя этого не требовал.

– А ей обещал? – в нетерпении бросила Маура.

– Да. Ей обещал, – глядя ей в глаза, сказал Антонио.

– Значит, вы оба нарушили слово. Она ведь пыталась сбежать с Максом… Когда жена бросает мужа и уезжает с другим, значит, тот, другой, ей более по душе. А насчет верности… Говори, кому угодно, только не мне… Ее ты обманывал всего за несколько дней до свадьбы. Тебе нечего мне возразить?

– Нет.

– Антонио, мы познакомились несколько лет назад, и независимо от всего случившегося, я тебя уважаю и люблю. Ты всегда был уравновешенным человеком, разумным, справедливым, но, мне кажется, что сейчас… сейчас ты поступаешь неверно.

– Почему? Потому что Ракель бедна и не принадлежит к нашему кругу?

– Действительно, прочные отношения возникают только между людьми одного класса. Разница в воспитании может быть тебе и неважна, пока ты увлечен, но потом это все скажется.

– Ракель умная и хорошо воспитанная девушка. Так в чем же дело?

– Дело не в этом. Есть много других вещей… Например, привычки ее отца… То, что он натворил вчера, никогда бы не сделал никто из нас. Если воспитанному человеку хочется развлечься, он это делает негласно, в узком кругу…

– Да, самый тяжкий грех сеньора Саманьего состоял в том, что у него не было денег, чтобы снять номер в отеле для небольшой оргии в узком кругу… Неважно, что ты делаешь, главное, чтобы все было шито-крыто, как у тебя. Ведь так?

– Но это ведь тоже важно, это и есть воспитание.

– Воспитание? Такое воспитание меня не устраивает, Маура. Я простой человек, как и мой отец, который сам себя сделал.

– Но он был благородный человек, да и твоя мать была из прекрасной семьи…

– Я пришел не ради того, чтобы услышать все это. Хочу, чтобы тебе было ясно – Ракель моя жена. Женщина, которую я люблю. И я не допущу, чтобы с нею плохо обращались. Запомни это.

Когда Маура встала, чтобы проводить Антонио до двери, он уже исчез – буквально на глазах. Около двери, за шкафом она увидела Карлу: конечно, как всегда, ее сестра подслушивала. Не щадя самолюбия Мауры, заметила:

– Что поделаешь, дорогая! Он безнадежно влюблен в эту женщину.

– Но что он в ней нашел? Что? – не выдержала Маура, и злые слезы брызнули из ее глаз.

Младшая сестра не отличалась сердечностью, а потому жестко поставила диагноз:

– Говорят, любовь слепа. По правде сказать, ты довольно глупо вела себя и с нею, и с ним. Пытаться очернить ее, этого мало: Антонио не поверит ни мне, ни тебе, ни Камиле – никому из нас… Он знает, что мы не принимаем.

– У тебя есть какие-нибудь идеи? – заискивающе, с несчастными, полными слез глазами посмотрела на сестру Маура.

– Пока ничего серьезного. Так… кое-что… с чего можно было бы начать, – загадочно молвила хитроумная Карла…

В доме Ломбардо происшествие с отцом Ракель обсуждалось столь же бурно. Виктория считала, что всем им нужно просто набраться терпения, Антонио рано или поздно обязательно одумается и все поймет. Мать поддержал Максимилиано, который тоже считал, что теперь не время приставать к Антонио: он сейчас только о Ракель и думает, и они любым, даже самым незначительным выпадом могут настроить его против себя: рано или поздно все образуется… Да, но они могут подтолкнуть события, это в их силах, только надо все тщательно продумать. Такое было мнение Камилы.

Бесполезно уговаривать Викторию, говорил Макс сестре, когда мать, пожелав им спокойной ночи, ушла к себе. Она никогда не пойдет против Антонио. Это не против Антонио, против Ракель, настаивала Камила. – А, дура она, Камила, не понимает, что сейчас это одно и то же. Так что лучше ничего матери больше не говорить… Но, если Камила хочет что-то делать… что ж, пусть делает, но он, Макс, ей ничем помогать не станет. Это его последнее слово: ничем.

Несмотря на житейские бури, которые в изобилии проносились над головами влюбленных, они все более привязывались друг к другу, все нежнее становились их отношения, все ярче горели глаза Ракель, когда она видела Антонио.