Никта - [33]

— Да-да, — Иван на мгновение зажмурился. — Просто всё это так стремительно…

— А по-иному и быть не может. Упрощённая процедура, сами знаете.

Иван промолчал. Рыков кашлянул в кулак:

— Теперь к делу. Я тут быстренько прочитал ваше дело и хочу сказать, что оно довольно простое и прозрачное. Вас поймали с поличным при совершении противоправного деяния. Показания свидетелей имеются. На допросах вы сами признали свою вину, как и ваша, гм, соучастница…

— Я с ней увижусь до суда? — перебил Иван адвоката.

— Исключено. Её дело выделено в отдельное производство.

— Значит, нас не будут судить вместе?

— Конечно.

— Но это неправильно!

— Может, по-вашему, вас стоило ещё и в одну камеру вместе селить, чтобы всё было правильно? — Рыков иронично вскинул брови.

— Послушайте меня, пожалуйста, — Иван заговорил быстро. — Марина ни в чём не виновата. Я это на допросах говорил и готов на суде подтвердить. Это я, всё я виноват. Я совратил её, пользовался тем, что она поддалась моему влиянию. Пусть её отпустят.

— Гражданка Филиппова уже подписала признание, так что ваши показания ничего не изменят. Естественно, вы стараетесь выгородить соучастницу, как и она вас. В подобных делах так обычно и бывает. Начни тут вам верить, так обвиняемых вовсе не останется. Именно поэтому дела о гетеросексуализме рассматриваются по упрощённой процедуре.

— Но как же так? — Иван сам не заметил, как его руки сжались в кулаки. — Это несправедливо! Это…

Он осёкся.

— Погодите… Вы говорите, что дело Марины отделили от моего. Откуда вы тогда знаете, что она подписала признание?

Он всмотрелся в глаза адвоката, но тот оставался невозмутимым.

— Её дело тоже у вас, — догадался Иван. — Вы защищаете её тоже, так?

— У государственного защитника всегда много дел, — пожал плечами Рыков. — Но мы отвлеклись, гражданин Повышев. Вернёмся к линии вашей защиты…

— Нет-нет, я хочу знать, что будет с Мариной, — Иван подался вперёд. — Могу я ей как-то помочь? Что мне говорить на суде, чтобы ей смягчили приговор?

— Боюсь, помочь вы ей не можете.

— Да как… — вдруг Ивана раскалённой спицей пронзила догадка. — Суд уже состоялся, да? Это вы хотите сказать?

Рыков демонстративно покосился на информер:

— Гражданин Повышев, у нас всё меньше и меньше времени. Я не буду ждать, когда вы успокоитесь. Как только моё время выйдет, я встану и уйду.

— Её оправдали? Или нет? Говорите же! — Иван готов был буквально броситься на Рыкова. — Вы должны знать, вы ведь её адвокат! Что с Мариной?

— Гражданин…

— Я ни о чём не буду с вами говорить, пока вы не ответите на мой вопрос.

— Что за угрозы? — возмутился Рыков. — Вы считаете, вы мне больше нужны, или я вам?

Иван с трудом взял себя в руки. Руки дрожали, и он положил их на колени.

— Так-то лучше. Значит, о защите. Учитывая обстоятельства дела, хорошую характеристику из вашего института и то, что закон вы ранее не нарушали, я думаю, лучшим вариантом будет для вас во всём на суде признаться, раскаяться и показать себя с хорошей стороны. Как правило, в подобных случаях триумвират выказывает снисхождение — вы не будете приговорены к реальному лишению свободы.

— То есть… меня отпустят?

— Крайне вероятно. Небольшой условный срок, конечно, вы получите, но сохраните свободу. Ну и, само собой, вам придётся пройти процедуру химической кастрации.

— Кастрации, — тупо повторил Иван.

— Да вы не волнуйтесь. Никакого хирургического вмешательства, никаких болезненных операций. Просто курс приёма специальных препаратов. Общество не может рисковать и допустить рецидива вашей ситуации.

Иван хотел что-то сказать в ответ, но не смог отыскать нужные слова. В голове повисла звенящая пустота. Рыков тем временем продолжал:

— Это самый благоприятный для вас исход. Но если вы охарактеризуете себя отрицательно перед судьями — будете злостно отрицать доказанные факты, давать ложные показания, пытаясь отвести обвинение от соучастницы, вести себя неадекватно, — тогда, боюсь, вам не избежать лишения свободы и поражения в правах. Вкупе с той же кастрацией.

Он замолк, ожидая реакции Ивана.

— Значит… вы… просто говорите мне, что защищаться не надо?

— В случае такого явного дела, как у вас — да, это наилучшее поведение.

— То же самое вы и Марине сказали? — у Ивана потемнело в глазах. — Где она? Что они с ней сделали?!

— Я не имею права вам это сказать. Успокойтесь, гражданин.

— Нет уж, не успокоюсь! — он порывисто вскочил с места. Перепуганный адвокат отодвинулся назад вместе со стулом и поднял руки в защитном жесте. — Скажите мне немедленно, или я…

Дверь распахнулась; в комнату вбежали два охранника. Ивану заломили руки за спину и силой усадили обратно на стул. Он пытался сопротивляться, но силы были неравны — каждый из охранников весил втрое больше него и выглядел как гора мускулов. Прекратив тщетные попытки вырваться, Иван крепко зажмурился и стал восстанавливать дыхание. Рыков что-то бормотал под носом — он различил только одно слово: «… развелось…». Тяжелые руки охранников оставались на плечах Ивана, готовые снова скрутить его при малейших потугах взбрыкнуть.

— Ну что, подзащитный, пришли в себя?

Открыв глаза, Иван увидел, что государственный защитник с издевательской улыбкой рассматривает его, впрочем, по-прежнему боязливо прижимаясь к спинке стула.