Николай Трошин - [9]

Помнился ему такой случай: когда он стоял у окна, к нему подошел преподаватель Александр Иванович Штурман, получивший образование в Париже. Он положил руку ему на плечо и сказал: "Вот, Трошин, смотрите, как потоки воды на стекле смазали все контуры. Небо влилось в купы деревьев, деревья слились с крышами, крыши со стенами и тротуарами, все стало единое, цельное, образовался сплав - то цельное, крепкое, неразрывное, к чему надо стремиться к живописи". Затем кончился дождь, контуры восстановились. Все раздробилось и смотрелось уже не пятнами. А Коля еще долго находился под впечатлением увиденного. Это был настоящий импрессионизм, и урок этот запомнился ему на всю жизнь.

Следующим классом был "фигурный". Здесь преподавал Иван Силыч Горюшкин-Сорокопудов, о котором так много лестного говорили студенты. Позже он стал заслуженным деятелем искусств. Он очень любил свет, пленэрное освещение, широкие мазки. И Николай подумал, что именно здесь перед ним раскроются тайны законов цвета и света, их сила. Студенты любили своего преподавателя, и это было взаимно. Он часто приглашал студентов к себе домой. Это был дом провинциального интеллигента.. Стены дома были увешены портретами и картинами старого быта русской провинции, а предметы антиквариата украшали интерьер.

В училище преподавали по старинке. Древние античные скульптуры не совпадали с современной анатомией. Не все устраивало Николая в учебном процессе, но он все-таки получал истинное наслаждение от работы, когда на подиум ставили фигуру за фигурой богов или богинь и он брал лист чистой бумаги. Он делал единственную вертикальную ось - и уже видел всю фигуру.

Однажды Николаю и его двум сокурсникам предложили работу: привести в порядок одну из пензенских церквей. Это было вдвойне прекрасное предложение: во-первых, можно было поправить материальное положение, а во-вторых, самое главное - хорошая практика. Вначале молодым провинциальным художникам работа показалась не очень интересной, но потом разыгралась фантазия. Долго спорили и обсуждали возможности и методы исполнения. На память приходили работы Врубеля, его возобновленные росписи "Сошествие Святого Духа на апостолов" в старинной Кирилловской церкви, что в Киеве, его неосуществленные в дальнейшем эскизы "Надгробного плача" и "Воскресения" для Владимирского собора.

Времени для раздумья было мало, да и вся живопись была академического характера, поэтому можно было только вписаться в нее. Правда на некоторых стенах от старости вся живопись погибла, особенно в куполе, и это в какой-то степени даже радовало Николая. Но его немало беспокоили слова одного из преподавателей. Он только и твердил: "Главное нарисуйте... Видите, какие каракатицы здесь написаны?.. А затем разилюминируйте поярче, особенно плафон в куполе, ведь его приходиться смотреть издалека". Он даже принес некоторые образцы: Бога Саваофа для купола и разных святых для стен. От этих предложений было как-то не по себе. Николай думал: "Неужели здесь, когда имеются чистые стены и представляется такая возможность, нельзя развернуть свое умение и исполнить работу с элементами декоративности, некоторой плоскостности, насыщенности цвета, а главное монументальности?" И в голову приходили слова известного педагога Чистякова: "чем больше по размерам картина, тем она должна быть декоративнее, и не только в цвете, но и в рисунке".

Работать было трудно, технология таких живописных работ отсутствовала, не знали даже как грунтовать и подготавливать стены к живописи. Но постепенно работа набирала свой темп. Николай сделал много набросков на листе, конструктивно рисовал схемы и силуэты, тщательно изучал анатомию человека. Он показал свои рисунки преподавателю Горюшкину- Сорокопудову и получил одобрение. Наконец росписи в церкви были сделаны, и Николай испытал чувство удовлетворенности..

Работа явно пошла ему на пользу. Эта была его первая масштабная работа и хороший опыт для его будущих монументальных работ. Здесь он почувствовал связь архитектуры с живописью и декоративное начало даже при академическом рисунке. А между тем учеба продолжалась, шла своим чередом, и Николай старался ее не пропускать.

Следующим был долгожданный "натурный" класс, где, наконец, был живой человек. На подиуме натурщики сменяли друг друга, а он с глубоким пониманием вглядывался в них. Одухотворенный сбывшейся мечтой, он рисовал тело человека, его изгибы, движения. старался вдохнуть жизнь в рисунок. Преподавание вел Николай Филиппович Петров - академик, директор училища; он же читал "Историю искусств". Петров был весьма одаренным художником, от "Нового общества художников" и "Союза русских художников" его работы выставлялись в Петрограде, а также и за рубежом. Он любил говорить студентам: "Прежде чем рисовать, вы намечаете несколько линий контура - это .как .дыхание, как пульс живого тела, но все же ищите одну главную линию, обобщающую все эти колебания, которая может дать жизнь рисунку". Он был реалистом, но никогда не предавал анафеме новые течения, считал, что искусство постоянно должна находиться в поисках; никогда не оказывал давления на учеников. Николай с жадностью слушал своего преподавателя, вникал в каждое его слово, чтобы разобраться в тонкостях соотношения красок: где чуть-чуть теплее или холоднее, а где чуть-чуть темнее или светлее. Но пока что живопись приносила ему одни огорчения, и, как он сам говорил, "получалась не живопись а тонопись, подкрашенный рисунок, написанный маслом".