Николай Рубцов - [89]
Стихотворное бытие этого персонажа коротко. Вещая старуха лишь обозначена как инициатор устроенного силами зла шабаша. Свист, лязганье, грохот рубцовского «Поезда» вытесняют в «Жаре» мирные приметы летнего дня:
Все стремительно, все перенапряжено, все это обрушивается на светозарный мир предыдущего стихотворения...
Страшные предчувствия томят все живое. И вот уже и барашки жалобно плачут, и лошади, топая, ржут, и даже могучий племенной бык и тот охвачен беспокойством.
Вызванная вещей старухой сатанинская сила, разумеется, появляется. И нас не должно смущать, что, ощутив ее приближение, мы тут же видим, как ускользает она, трансформировавшись в «дьявольскую силу», вдруг сообщившуюся людям.
Иначе и не бывает. Опереточная персонификация черной силы в образе черта с рогами и хвостом — мираж, самой силой зла и порождаемый для того, чтобы отвлечь внимание от главного ее местопребывания — человека. Вспомните, что и в Евангелии, где бесы даны, так сказать, в их объективной реальности, они ни разу не принимают видимых глазами очертаний. Зато «продукт жизнедеятельности» бесов, вселившихся в людей, налицо. Налицо он и в стихотворении Рубцова:
Ну а поскольку, в отличие от Евангелия, изгнать бесов, хотя бы в тех же барашков за неимением свиней, в «Жаре» некому, то неизгнанная бесовская сила достигает тут апогея:
Вопрос о том, был ли Рубцов православным человеком, выходит за пределы его биографии, он принципиально важен для понимания эпохи, в которой жил Рубцов. С одной стороны, вся система образов в поэзии Рубцова ориентирована на православие и вне православия не осуществима... Но, с другой — в воспоминаниях о поэте практически отсутствуют даже намеки на воцерковленность Николая Рубцова или хотя бы попытку воцерковиться, предпринятую им. Нет подтверждений, был ли поэт вообще крещен...
Правда, в последнее время «исследователи» и «мемуаристы» как будто сговорились, чтобы — пусть и задним числом! — воцерковить поэта.
Рассказывают, например, что мать Николая Михайловича якобы пела в церковном хоре. В юности — в селе Спасском; будучи замужем — в Вологде. И хоронили ее тоже церковные люди.
Насчет церковных людей спорить не буду... Православная церковь — наш родной дом, и все мы, даже и позабывшие дорогу к храму, остаемся пусть и плохими, но чадами Церкви, церковными людьми...
Зато предположение, что жена партноменклатурного деятеля, выстраивающего при пении «Интернационала» по стойке смирно свою семью, поет в церковном хоре — явно из области женской фантазии.
Точно так же, на наш взгляд, достаточно наивной мистификацией выглядит опубликованная в «терровском» трехтомнике[20] телеграмма: «Дорогой Николай Николаевич Христос Воскресе — Рубцов».
Чем могла грозить в 1964 году работнику «идеологического» института, Николаю Николаевичу Сидоренко, подобная телеграмма, какими неприятностями могла она обернуться для самого Рубцова, объяснять бессмысленно. И тут могут быть два варианта: или эта телеграмма «отправлена» самими публикаторами, или же она является плодом розыгрыша каких-то рубцовских недоброжелателей... Косвенным свидетельством в пользу наших рассуждений служит и то, что в достаточно обширной переписке с Н. Н. Сидоренко Николай Рубцов ни в единой строке не сбивается на тон церковного или хотя бы думающего о воцерковлении человека...
Увы...
Никаких достоверных свидетельств воцерковленности Николая Михайловича Рубцова нам обнаружить не удалось. И хотя это тоже еще ни о чем не говорит, но все-таки с очень большой определенностью можно утверждать, что ни в детдоме, ни в Тотемском лесотехникуме, ни в Приютино, ни на флоте, ни на Кировском заводе, ни будучи студентом дневного отделения Литературного института Рубцов просто не имел возможности для тайного воцерковления.
Вся его жизнь протекала в общежитской открытости, и любая подобная попытка была бы, если и не осуждена соседями по кубрику или общежитской койке, то по крайней мере замечена. Относительная бесконтрольность появляется в жизни Рубцова уже после исключения его из Литинститута...
Кстати, единственное более или менее четкое упоминание о посещении Николаем Рубцовым церковной службы сделано Виктором Астафьевым и — увы! — как и многое другое в этих воспоминаниях, более напоминает застольную историю, чем заслуживающее доверия свидетельство...
«Я крякнул и начал пить через край котелка остывший чай, глядя в сторону церкви. И как исчез, так и появился-выплыл из береговых зарослей поэт Рубцов. Но только все было наоборот: сперва возникла и заблестела под солнцем молодая, умственная лысинка, затем лицо выявилось, вот поэт бредет уже по пояс в сияющих травах, кое-где росы не обронивших, вот в чертополохах весь означился (здесь и далее выделено мной. — Н. К.). Не видно, чтоб его водило из стороны в сторону, чтоб качался он. По лицу поэта бродил отблеск солнца и улыбка, та самая, что появляется у него в минуты блаженства в левом уголке рта.
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .
Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.