Николай Пирогов. Его жизнь, научная и общественная деятельность - [36]

Опуская остальные речи, мы остановимся лишь на заключительной речи профессора истории Шульгина, который представил “наглядный свод того, о чем говорили подробно его предшественники и о чем гораздо подробнее и красноречивее говорят сами дела Николая Ивановича”. Говоря о том, что один из ораторов назвал Пирогова совершеннейшим представителем христианской гуманности, профессор Шульгин замечает:

“Кстати, о человечности. Вы украшены титулом превосходительства, Николай Иванович! Редко кто из нас называл Вас этим титулом. А между тем, никогда не величая Вас превосходительством, я теперь на прощании громко и смело скажу, что другого титула Вам нет и быть не может. “Он был великий король!” – говорит у Шекспира Горацио про отца Гамлетова. “Человек он был из всех людей, каких нам доводилось видеть!” – отвечает ему Гамлет. Вот в этом-то смысле Вы – превосходительство: Вы превосходите как человек многих и многих людей у нас на Руси, где еще с диогеновым фонарем среди бела дня нужно искать человека… Оставьте нам дух Ваш, – заканчивает Шульгин, – Ваши стремления, Вашу высокую, человечную и гражданскую доблесть, непреклонно устоявшую среди всех препятствий!”

Симпатии студентов к удалявшемуся попечителю “потоком прорвались” при этом прощании. По окончании обеда они предложили подписку и в тот же день открыли в здании университета бесплатную ежедневную школу в знак благодарной памяти о Пирогове. Когда он уезжал из Киева, его провожали за город человек 800.

“Слишком гуманному” администратору пришлось остаться “не у дел”. Перспектива, представлявшаяся Пирогову после вынужденной отставки, отчетливо вырисовывалась перед ним:

“Я буду трудиться в поте лица, буду разрыхлять и очищать землю; постараюсь делать все как можно рациональнее, заменю крепостной труд свободным, буду обходиться с рабочими как с людьми вольными, а не крепостными”.

На этой же точке зрения стоял Пирогов, когда, избранный мировым посредником, он изложил свои взгляды хозяина и посредника в форме разговора мирового посредника с любопытным и недовольным. Статья эта, возбудившая сильную полемику, не потеряла своего интереса и до настоящего времени.

Удаление Пирогова в деревню было непродолжительно. В 1862 году его командировали на четыре года за границу для наблюдения за молодыми русскими учеными. Это занятие было ему вполне по душе, и он отдался своим новым обязанностям со всей энергией, служа, по выражению Н. О. Ковалевского, “для русской молодежи не формальным руководителем, а скорее живым образцом, воплощенным идеалом”. Здесь он мог проявить свое искреннейшее желание поднять университет посредством новых деятелей науки. Какое чарующее влияние Пирогов оказывал на молодых ученых, свидетельствуют воспоминания Н. О. Ковалевского, который восторженно отзывается о своем руководителе. Ковалевский вместе с другими молодыми учеными работал в Марбурге, когда туда приехал Пирогов контролировать их занятия. Контроль этот выразился в оживленной беседе с тамошними профессорами, которые, уважая в Пирогове известного ученого, через него сближались с молодыми русскими учеными. А такому сближению русский гуманист придавал огромное значение. В числе посланных для усовершенствования за границу были не только медики и натуралисты, но также филологи и юристы. В отчетах их министерству мы находим указания, что и они считали нужным обращаться к Пирогову за советами и встречали в нем опытного и внимательного руководителя.

Заграничные свои впечатления Пирогов помещал в виде писем в “Голосе”. Он успел за это время осмотреть 25 университетов, где были рассеяны будущие профессора. В этих заграничных письмах знаменитый ученый со свойственным ему блестящим юмором и остроумием касается того же университетского вопроса. Особенно интересно письмо, представляющее разговор Пирогова с будущим профессором-юристом о способе чтения лекций.

В 1866 году Пирогов был “освобожден” от занятий по наблюдению за молодыми учеными и остался чиновником при министре. Таким образом, плодотворная десятилетняя административно-педагогическая деятельность Пирогова закончилась.

Бросая ретроспективный взгляд на этот период жизни Пирогова, мы видим, что он неуклонно шел по однажды намеченному пути просвещения.

“Нет сомнения, – говорит Стоюнин, – что многое сумел бы он разработать в подробностях, применить к делу, если бы его деятельность не ограничилась какими-нибудь тремя годами. Но, во всяком случае, за ним остается та слава, что он первый оживил наш педагогический мир, выяснив коренные недостатки нашего школьного воспитания. После его “Вопросов жизни” стала развиваться педагогическая литература, которая до тех пор почти не существовала”.

Уже в 1857 году появились сразу два педагогических журнала: “Русский педагогический вестник” Вышнеградского и “Журнал для воспитания” Чумикова, где сотрудничал Пирогов, а в 1858 году – “Учитель” Паульсона. Все это движение, по мнению Острогорского, обязано первым толчком Пирогову. Своей административно-педагогической деятельностью и достигнутыми ею результатами Пирогов представил нам живую иллюстрацию своих собственных слов: “у нас еще нужнее, чем где-нибудь, даровитые люди; мы не должны забывать, что каждый из них может подвинуть массу вперед, более чем сотни стоящих вровень с нею”. Нельзя не согласиться с Ушинским, что “самый гениальный устав не сделает того, что может сделать один такой человек”, каким был Н. И. Пирогов.