Николай I - [89]

. В этот период происходит повышение платежеспособности крестьянства. Государственная подушная подать при Николае I, взимавшаяся со всех категорий крестьян и мещан, не повышалась (с 1818 по 1860 г. она составляла 95 коп. сер.). Государственные и удельные крестьяне платили также оброчную подать казне и двору, которая, в связи с переводом ее в 1839 г. с ассигнаций на серебро, реально понизилась (в первой половине века на 20 %), в то время как цены на сельскохозяйственную продукцию за этот же период выросли (на 50 %). Поскольку в 1857 г. на долю государственных и удельных крестьян приходилось 53 % (по другим подсчетам — 56 %) всего крестьянства, то их платежеспособный спрос увеличился. Государственные и удельные крестьяне кроме подушной подати платили и оброк (государственные в размере половины подушной подати). Помещичьи крестьяне несли также повинности по отношению к помещику (барщина, оброк или смешанная повинность). Тенденции их платежеспособности просчитать труднее, но, вполне возможно, что помещичье рвение, выразившееся в повышении повинностей, в целом отставало от роста доходности крестьянского хозяйства. Это повышало интерес крестьян к рынку и способствовало развитию товарно-денежных отношений^{650}.

По данным X ревизии (1858 г.), в России насчитывалось 127,1 тыс. семей потомственных дворян, из которых крепостными владело 106,9 тыс. дворян. Если исключить 3,7 тыс. дворян, у которых были только дворовые, то помещиками являлись 102,2 тыс. дворян. Крупнопоместных помещиков (владевших более 500 душ) было только 3858 семей (3,5 %). Остальные были мелкопоместные и среднепоместные. Ярким проявлением кризиса феодально-крепостнической системы была помещичья задолженность. В 1833 г. в кредитных учреждениях было заложено помещиками 43,2 % ревизских душ, в 1859 г. — 66 %. За годы царствования Николая I общая сумма помещичьей задолженности увеличилась примерно в 4 раза и достигла 425 млн руб.^{651} Возвращение долгов становилось все более проблематичным. Во время реформы 1861 г. они будут взысканы за счет крестьянских выкупных платежей.

Большинство дворянства было не готово к отмене привычной системы. Против крепостного права выступали некоторые демократы (петрашевцы и др.) и либералы (западники, славянофилы), но даже такой «западник» как П. Я. Чаадаев, по свидетельству инженера А. И. Дельвига, накануне своей смерти (14 апреля 1856) «хотел написать книгу против освобождения крестьян»^{652}.

Мысль о необходимости отмены крепостного права, нашедшая дополнительные обоснования в проектах «друзей по Четырнадцатому», появилась у Николая Павловича еще со времени учреждения Комитета 6 декабря 1826 года, но претворять ее в жизнь он не спешил, считая необходимым подготовить все постепенно, осторожно и без лишней огласки. Первые годы приходилось заботиться и о реакции цесаревича Константина Павловича. Хорошо информированный о настроениях в правящих кругах Е. М. Феоктистов вспоминал: «Вот что, между прочим, я слышал от военного министра Д. А. Милютина, близкого родственника графа Киселева. Однажды государь рассказал Киселеву, что еще в первые годы по вступлении своем на престол остановился он на определенном плане уничтожения у нас рабства, но захотел предварительно узнать мнение Константина Павловича; тот отвечал из Варшавы, что умоляет [дать] ему умереть спокойно, не смущать его мыслью о тех ужасах, которые неминуемо постигнут Россию. «Я не мог, — заметил Николай Павлович, — не уважить это требование, ибо для всех Вас я император, а для меня императором был брат мой Константин»^{653}. По свидетельству П. Д. Киселева, датированному 1856 годом, мысль о необходимости уничтожения крепостного права не покидала императора на протяжении всего царствования^{654}, а «шестидесятник» Н. В. Шелгунов эту же мысль выразил в ироническом контексте: «Император Николай I каждый год начинал освобождение крестьян»^{655}.

Впервые крестьянский вопрос оказался в повестке дня, точнее программы работы Комитета 6 декабря 1826 года, хотя слухи об освобождении крестьян активно распространялись с самого начала воцарения Николая Павловича. Уже в донесении директора канцелярии III Отделения М. Я. Фока от 23 августа 1826 года говорилось о слухах об освобождении крепостных накануне коронации и связанным с этим событием приездом цесаревича Константина в Москву: «Проект освобождения крестьян также разлетелся в прах, а решительные меры, принятые правительством для искоренения злоупотреблений, не позволяют распространителям тревожных слухов создавать и поддерживать различные выдумки»^{656}. Польское восстание 1830 года не только прервало активную работу Комитета 6 декабря, но и способствовало распространению слухов о «воле». Николай I издал распоряжение «преследовать строжайшим образом всех тех, кто подобные ложные слухи распространять будет, принимая на месте и самые деятельнейшие меры к прекращению и малейших признаков неповиновения крестьян помещикам их». Следующий период активизации в этом направлении начинается с середины 30-х годов и продолжается до 1842 года. Затем, с небольшим перерывом, крестьянский вопрос вновь стал основным в повестке дня николаевского правительства в середине 40-х годов, хотя «галицийская резня» польских помещиков в соседней Австрии в 1846 году была уже предвестником революций 1848–1849 годов, вновь приостановивших разработку проектов реформы. Даже в «мрачное семилетие» 1848–1855 годов мысль об освобождении крестьян не оставляла государя.