Николай Эрнестович Бауман - [63]
В стране в это время (осень — зима 1904/05 года) происходило дальнейшее накопление революционных сил. Громадное значение для развития событий имела стачка рабочих Баку, проведенная Бакинским комитетом большевиков в декабре 1904 года.
Эта стачка, по определению товарища Сталина, «послужила сигналом славных январско-февральских выступлений по всей России».
Январские (1905 год) выступления рабочих на петербургском Путиловском заводе быстро превратились в стачку десятков крупных предприятий столицы.
И, наконец, все это вылилось в «кровавое воскресенье» — 9 января, когда царское правительство встретило пулями тысячи рабочих, шедших с петицией к «царю-батюшке».
Все эти исключительной важности обстоятельства заставили администрацию тюрьмы еще более смягчить условия заключения: узникам разрешили пользоваться книгами из тюремной библиотеки, разрешили прогулки на тюремном дворе, даже позволили в хорошую погоду открывать окна.
Бауман обладал удивительным уменьем воздействовать на своих врагов, подчинять своему влиянию даже тюремную стражу. Еще летом 1904 года, когда Бауман сидел в изоляторе, ему удалось заставить дежурившего около его камеры надзирателя нарушить строгие тюремные «правила содержания политических заключенных».
Вот характерный эпизод из воспоминаний П. Ларионова (С. Черномордика) о совместном с Бауманом заключении в Таганской тюрьме:
«Среди наших партийцев в старые годы была славная порода людей, которые с головы до ног были пропитаны духом революционного энтузиазма и самоотвержения. Таким именно и был, сколько я его знаю, Николай Эрнестович Бауман. Самоотверженный революционер, прекрасный, с большой выдержкой организатор и жизнерадостный, веселый человек, которому «ничто человеческое не было чуждо». Да, этим веяло от всей его прекрасной и крепко сложенной фигуры, от открытого лица, от приветливых его глаз. Впервые я встретился с Бауманом в Таганской тюрьме летом
1904 года.
В один прекрасный день в часы прогулок открывается «форточка» в дверь моей камеры и просовывается симпатичнейшая голова с широким лбом, веселыми глазами, русой бородкой — лицо необычайное, сразу останавливающее на себе внимание. Познакомились. Пожали друг другу руки. Поболтали. И здесь же надзиратель, который открыл «форточку» по просьбе этого «арестанта», умевшего, очевидно, влиять на людей, так как редко кому удавалось уговорить тюремных надзирателей нарушить «правила». Этот «политик» был Н. Э. Бауман. Его держали под строгой охраной в изоляторе, а «форточку» моей камеры все-таки открыли».
Позже, когда под давлением нараставших революционных событий и в результате голодовки таганских политических заключенных режим был значительно смягчен, Бауману удалось установить «телефонную связь» с друзьями, сидевшими в других камерах, и в особенности со своей женой. Один из политических заключенных, сидевший в том же крыле Таганской тюрьмы, где помещена была К. Медведева, пишет:
«Мне пришлось наловчиться действовать «телефоном», передавая письма Николая Баумана его жене, которая сидела наискосок под моей камерой. Сам Николай Бауман сидел в изоляторе против моей камеры, и мое географическое положение обязывало меня к роли почтальона. Переписка между ними была оживленная.
У Баумана было приятное открытое лицо с рыжеватой бородкой и быстрые, решительные движения. Бауман с точки зрения жандармов был очень важным преступником, поэтому его заключили & изолятор… Казалось, человек лишен всякой возможности сношений с внешним миром: у дверей страж, из окна ничего не видно, но это не помешало мне, его соседу, ходить ежедневно к его камере за корреспонденцией, благодаря содействию одного из надзирателей».
Бауману удалось при помощи этого же надзирателя передавать свои письма жене в нижний этаж тюрьмы «по телефону», то-есть на ниточке, опускавшейся из окна верхнего этажа и искусно попадавшей вместе с запиской в камеру Медведевой. Как только раздавалось условное «телефон, телефон!..», так тут же открывалась форточка в камере нижнего этажа, Бауман ловко забрасывал в нее привязанную на нитке записку, а его сосед по камере, помещавшейся над камерой жены Баумана, не менее ловким маневром перебрасывал затем эту бумажку на нитке (с мешочком песка для веса) в форточку, находившуюся в камере Медведевой.
Надзиратели, напуганные событиями осени 1904 года и зимы 1905 года («кровавое воскресенье», рост забастовок), не препятствовали этой оригинальной перекличке заключенных.
Когда же заключенным были разрешены свидания с родными, товарищи заключенных, находившиеся на воле, стали широко пользоваться этой новой уступкой тюремной администрации. Под видом «невест» в тюрьму к политическим заключенным приходили их друзья, передавали в папиросах, булках и тому подобных предметах крохотные, микроскопическим почерком написанные шифрованные сообщения на узеньких и маленьких клочках папиросной бумаги. К Николаю Эрнестовичу также несколько раз приходила «невеста» — Л. А. Мышецкая. Бауман беседовал с ней «эзоповым языком» о здоровье «общих знакомых», о «состоянии погоды» в Саратове, Казани, Киеве и особенно интересовался «погодой» в Москве и подмосковных промышленных центрах. Уходя, посетители ухитрялись передать заключенным коротенькие записки, в которых содержались сведения о положении «близких родственников Ивана Сергеевича»{Подпольная кличка Н. Э. Баумана.}. Таким образом, Бауман, находясь в заключении, за высокими стенами Таганской тюрьмы, имел все же представление о событиях, происходивших на воле. Друзья по подпольным рабочим кружкам почти каждую неделю ухитрялись или путем «телефона» из соседних камер, или при свидании «невесты» сообщать Николаю Эрнестовичу, как крепнет и развивается во всероссийском масштабе борьба против царизма.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.