Николаевская Россия - [107]

Бродя ночью по ярмарке, я видел ярко освещенные трактиры, балаганы, маленькие театры, кофейни, чайные. Но изо всех этих горящих множеством огней мест слышался только заглушенный гул голосов. Контраст между яркостью иллюминации и молчаливостью людей поражает и кажется положительно сверхъестественным. Вас окружает народ, завороженный волшебной палочкой чародея.

Густой лес мачт ограничивает с двух сторон развертывающееся пред глазами зрелище и в некоторых местах даже закрывает небо. С третьей стороны — равнина, искрящаяся в бесконечном сосновом бору. Мало-помалу огни гаснут и наконец вовсе исчезают. Мрак и безмолвие сходят на землю. Все, что еще недавно оживляло движением и красками пустыню, забывается и словно перестает существовать. Неясные воспоминания сменяют пеструю картину, и одинокий путник остается один на один с русской полицией, делающей тьму ночную еще страшнее. Чудится, что все дневные впечатления были лишь сном наяву, и вы добираетесь до ночлега с душой, полной поэзией, то есть смутного страха и тягостных предчувствий.

ГЛАВА XXVI

Денежная реформа. — Губернатор «кротко» беседует с купцами. — Деспотическое мошенничество. — Император перестраивает Нижний. — Господа и рабы. — Отсутствие правосудия. — Шпион-телохранитель. — Фальсификация истории. — Нижегородские лагеря.

В этом году вдень открытия ярмарки губернатор пригласил к себе крупнейших русских коммерсантов, собравшихся в Нижнем Новгороде, и во всех подробностях изложил им давно признанные и весьма печальные неудобства, проистекающие из существующей в империи денежной системы. Как вы знаете, в России средством обмена служат, с одной стороны, бумажные деньги, и с другой — серебряная монета. Но вы, быть может, не знаете, что ценность последней непрерывно изменяется, тогда как ассигнации сохраняют постоянно одну и ту же стоимость — странность, не имеющая аналогии в финансовой истории. Отсюда вытекает, что в России деньгами являются ассигнации, тогда как они были введены в качестве суррогата серебра и лишь таковым считаются по закону. Изложив все это своим слушателям, губернатор прибавил, что его величество в неусыпных заботах о благе подданных решил положить предел финансовому беспорядку, грозящему подорвать основы торговли и промышленности империи. Единственным средством против такого зла является окончательное и непреложное установление ценности серебряного рубля^{122}. Указ императора произвел эту революцию — на бумаге по крайней мере — в один день. И губернатор закончил свою речь призывом немедленно осуществить реформу, проведение которой поручено ему, губернатору, и всем должностным лицам империи. Он, губернатор, надеется, что никакие соображения личного характера не возобладают над долгом немедленного и беспрекословного повиновения монаршей воле.

Мудрые эксперты ответствовали, что мера эта, сама по себе превосходная, может, однако, подорвать самых крепких купцов, ежели применить ее к прежде того заключенным сделкам, платежи по которым должны быть произведены на нынешней ярмарке. Благословляя государя и преклоняясь пред его глубокой мудростью, они почтительнейше указали губернатору на то обстоятельство, что те из купцов, которые продали товары на прежние рубли, могут потерпеть огромные убытки, если им уплатят новыми денежными единицами, хотя эти платежи и будут законными по новому указу. Поэтому, говорили купцы, если указ получит обратное действие, то это повлечет за собой множество частичных и полных банкротств.

Выслушав мнение негоциантов, губернатор с чрезвычайной кротостью заявил собравшимся, что он вполне понимает опасения гг. купцов, но что, в конце концов, столь печальные последствия финансовой реформы угрожают только некоторым частным лицам, которых, впрочем, в достаточной степени охраняют существующие законы против банкротов, тогда как отсрочка действия указа походила бы на сопротивление и повлекла бы за собой гораздо более опасные последствия, нежели несостоятельность нескольких отдельных лиц. Такой пример, поданный важнейшим торговым центром империи, нанес бы удар самым жизненным интересам государства. Он означал бы подрыв основ существующего строя. Поэтому, закончил губернатор, он надеется, что господа коммерсанты постараются всеми силами избегнуть чудовищного упрека в том, что они интересы государства приносят в жертву своим личным выгодам.

В результате этого дружественного собеседования ярмарка открылась под знаком обратного действия пресловутого указа, который был торжественно опубликован по получении согласия и соответствующих обещаний первых негоциантов империи.

Все это рассказал мне сам господин губернатор в стремлении доказать, с какой мягкостью работает административная машина деспотического правительства, столь оклеветанного в либеральных странах Европы.

Я спросил у моего обязательного и любезного наставника в делах азиатской политики, каков же был результат правительственного мероприятия и рыцарского способа его проведения в жизнь?

— О, он превзошел все мои ожидания, — ответил губернатор с удовлетворенным видом. — Ни одного банкротства, все новые сделки заключались по новой денежной системе. Но удивительней всего то, что ни один должник не воспользовался предоставленной законом возможностью погасить старые долги со злостным убытком для кредитора. Такой результат, должен сознаться, показался мне сначала поразительным. Но, подумав, я увидел здесь обычное русское лукавство: закон обнародован, и ему повинуются… на бумаге. Этого правительству довольно. Современное политическое положение в России можно определить в нескольких словах: это страна, в которой правительство говорит, что хочет, потому что оно одно имеет право говорить. Так, в данном случае правительство говорит: «Вот вам закон — повинуйтесь», но молчаливое соглашение заинтересованных сторон сводит на нет те его статьи, применение которых к прежним долгам было бы вопиющей несправедливостью. Таким образом, ловкость и смышленость подданных исправляет грубые и жестокие ошибки власти.