Никогда не угаснет - [34]

— Тётя Маша, — сказала Инка, — дайте спички. Под батареей кто-то лежит и стонет.

— Что ты говоришь? — тётя Маша вышла на площадку. Человек, лежащий под батареей, продолжал стонать. Тётя Маша чиркнула спичкой о коробок, и маленький огонёк на миг осветил скорченную фигуру беспризорника. Его лицо, волосы, полосатая тельняшка — всё было в крови. Дрожащей рукой Инка зажгла ещё одну спичку. На площадке под батареей лежал Стёпка.

— Бог ты мой… несчастье какое… Ранили паренька! — заволновалась тётя Маша.

Инка присела на корточки, снова зажгла спичку и позвала:

— Стёпка-Руслан!

— Марека!.. Пошёл к чёрту, гад! — бредил Стёпка.

— Боже мой! — спохватилась Инка. — Чего мы стоим? Доктор ведь не спит, наверное.

В один миг она взбежала на третий этаж и несколько раз сильно постучала в двери.

— Что такое? Пожар? Убийство? Землетрясение? — раздался сердитый голос.

Доктор открыл двери и стал перед Инкой — маленький, толстенький, с журналом «Тридцать дней» под мышкой. Весь дом знал, что он страдает бессонницей и целые ночи напролёт пьёт чай и читает.

— В чём дело?

— Пожалуйста, пойдёмте вниз, Сергей Иванович… Там человек ранен… Мой знакомый, — Инка умоляюще посмотрела на доктора. Тот швырнул в сторону «Тридцать дней» и молча спустился вниз.

Карманным фонариком он осветил Стёпку, стал возле него на одно колено и, подняв тельняшку, ощупал мальчика.

— Саданул кто-то парня. Но рана неглубокая. Тащите его ко мне.

Инка, тётя Маша и доктор, втроём, спотыкаясь, понесли Стёпку на третий этаж, в квартиру доктора. Когда внесли его в переднюю, Сергей Иванович хриплым, сердитым голосом закричал:

— Эльвина, сюда!

Из дверей боковой комнатки выбежала сестра доктора — Эльвина Ивановна. Редкие седоватые волосы её были закручены в папильотки, а широкие рукава серой фланелевой кофты делали её похожей на большую старую птицу.

— Боже мой! Какой ужас! — вскричала Эльвина. — В кабинет его!

В кабинете Стёпку положили на кушетку. Доктор снял с него тельняшку и, склонившись, коротко командовал:

— Эльвина, воды! Бинт! Йод!

Эльвина скользящими шагами двигалась по комнате и, взмахивая крыльями-рукавами, ворчала:

— Как будто нельзя было в больницу отправить! Как мне надоели эти фанаберии!

— Эльвина, ножницы! — обрывал её доктор.

— Сейчас! На прошлой неделе у меня беспризорники вытащили из головы гребешок!..

— Эльвина! Включи настольную лампу.

— Сейчас, минутку! А паркет как закапали!

— Я приду к вам завтра и почищу паркет, — проговорила тётя Маша и сняла с настольной лампы абажур, чтобы доктору было виднее.

— А ты лей воду из кружки… Сюда, — сказал Инке Сергей Иванович и показал на тёмную ранку на шее.

Когда Стёпку умыли и перебинтовали, доктор укрыл его своим старым пледом и строго сказал Инке:

— А в дальнейшем я попрошу в таких случаях вызывать к своим знакомым скорую помощь.

— Вот именно, — подхватила Эльвина. — Вот именно! Доктору хоть ночью нужен покой. И вообще здесь не лазарет, учтите это.

— Хорошо, учту, — Инка посмотрела на Стёпку. Голова его была забинтована. Сквозь белые бинты проступали алые пятна. Он дышал прерывисто и трудно. Одна рука бессильно свисала из-под клетчатого докторского пледа.

— Сергей Иванович, — торопливо заговорила Инка. — Давайте перенесём Стёпку к нам. Может быть, ему придётся полежать несколько дней… Ему у меня будет лучше…

— Чего там лучше? — нахмурился доктор. — Пусть здесь лежит.

— Конечно, пусть здесь полежит, — подхватила Эльвина.

— Вы же сами сказали, что здесь не лазарет. Нет… Нет… — заволновалась, покраснела, замахала руками Инка. — Только к нам… Я очень прошу вас.

— Что ж… Если ты так настаиваешь, — почесал за ухом доктор. — Эльвина, тащи сюда носилки!

Стёпку положили на носилки, и теперь уже все вчетвером понесли его к Инке.

Ксения Леонидовна и тётя Мотя были на работе. Двери открыл Коля. Увидев процессию с носилками, он испуганно отступил:

— Что случилось? Да это же наш приятель дорогой… Эх шкет, где это тебя так угораздило?

— Колечка! Потом я тебе всё, всё расскажу, — горячо зашептала Инка.

Через час Стёпка лежал на Инкиной кровати и, прикрыв глаза, тихо стонал.

Димка-дипломат

Два дня Стёпка был в беспамятстве. Он лежал с закрытыми глазами, и его ноги, руки словно были налиты свинцом. Иногда на тело тяжело наваливалась горячая волна и душила за горло. Тогда Стёпка метался на постели, всё хотел сорвать с головы повязку и проклинал Мареку:

— Подожди! Я тебе припомню…

Расцвеченные блатным жаргоном проклятья перемешивались со стонами и слезами. Иногда он открывал глаза и видел участливо склонённое над собой лицо девочки, портрет красного командира на стене, рояль в углу. Молодая женщина играла. Нежные печальные звуки лились из-под её тонких пальцев.

— Где я? — спрашивал Стёпка и, закрыв глаза, снова впадал в странный бред.

— Товарищ красный командир, монашка — контра. Полундра! Аврал…

Стёпка не знал, что у постели его попеременно дежурили Инка, Соня и Липа; тётя Мотя готовила для него кисели и морсы; а доктор Сергей Иванович приходил два раза в день, выслушивал его, щупал пульс и весело говорил:

— Отличный организм. Даже удивительно… Столько перенести! Через денёк-другой будет здоров.