Никогда не подсматривай - [58]

— А, он уехал! — догадалась я, немало этим обрадованная.

Ведь если Гранден уехал, то теперь он точно не сумеет на мне жениться.

— Нет, мадемуазель. Он не уехал. Он… он умер.

— Что-о? Как умер? Отчего?

— Боюсь, что он сам приложил к этому руку, мадемуазель.

— Что вы имеете в виду? — я была такой дурой, что до сих пор ничего не понимала.

— Это самоубийство, мадемуазель. Гранден повесился.

Я поняла, почему он так хотел, чтоб я села. Если б сейчас я стояла на ногах, то непременно бы упала. А так я всего лишь покачнулась и вцепилась руками в скамейку, чтобы сохранить равновесие.

— Что?

Трудно сказать, что я испытывала. Это было почти невозможно описать. Перед моими глазами мелькали разнообразные картины, воспоминания происшедшего и обрывки фраз. И все это на фоне огромного недоумения. Повесился? Гранден повесился? Зачем, ради всего святого? Зачем? Он ведь хотел уехать в Америку!

— Я говорил, мадемуазель, вам не стоит этого знать. Успокойтесь. Зато теперь он никогда на вас не женится, правда? Бедняга, — де ла Рош помрачнел, — не знаю, что на него нашло.

— Боже, я совершенно не представляю, почему, — пробормотала я, — ведь мы обо всем договорились. Я ведь обещала, что ничего никому не скажу! Не понимаю, зачем?

— Что? — на сей раз изумлен до крайности был он, — что вы сказали? Кому вы обещали?

— Ему.

— Грандену?

— Ну да. Я разговаривала с ним.

— Когда?

— Вчера.

— Господи! О чем?

— О том, что я видела.

Глаза у де ла Роша стали такими большими, что казалось дальше уже некуда.

— Вы рассказали ему… Мадемуазель!

— Ну, — мне и без того было не очень хорошо, а теперь стало совсем гадко, — я не знала, что еще можно сделать. Я не думала, что все так будет. О, сейчас я понимаю, как все это ужасно!

— Да вы понимаете, что после такого он мог вас просто-напросто придушить вслед за Элизой?! — подскочил на ноги де ла Рош, — вы с ума сошли? Кто вас просил говорить ему это? Ведь это чудо, что вы до сих пор живы!

— Кто меня просил? — я была немало уязвлена, — а вы сами? Выдумали какую-то чушь, дуэль эту дурацкую, а сами даже постоять за себя не в состоянии!

— Я не в состоянии? Кто вам сказал такую ерунду?

— Я знаю, Алиенор мне сказала, что Гранден — признанный мастер, а все остальные в подметки ему не годятся.

— Ваша сестра ничего в этом не смыслит, а вы… вы…

Я подскочила на месте в ярости:

— Что я? Хотите сказать, что я дура? Можете не стараться, я сама это знаю!

Развернувшись, я собралась уйти, но де ла Рош задержал меня за руку.

— Так, стоп, — сказал он на тон ниже, — все, успокойтесь. Я пришел сюда не для того, чтобы ругаться с вами, мадемуазель. Вы совсем не дура, я хотел сказать, что вы смелы до безрассудства.

Если я хочу уйти, меня можно удержать только силой. Но после таких слов я не могла уйти. Я застыла на месте, не в силах переварить то, что он произнес секунду назад. Потом медленно развернулась и спросила:

— Что-о? Я смела до безрассудства? Да я жуткая трусиха! Я его боялась до судорог!

Де ла Рош громко прыснул.

— Тогда вы еще смелее, чем я думал. Сказать такое, испытывая страшные судороги — это просто подвиг. Ладно, ладно, не сердитесь. Может быть, сядете?

Несколько секунд я колебалась, не зная, что выбрать. Уйти или остаться. Наконец, выбрала последнее. Вернулась к скамейке и села, подобрав край платья.

— Это ужасно, — сказала я, — то, что я сделала — это просто отвратительно. Я просто попросила его не жениться на мне, вот и все. Откуда же я знала, что он после этого повесится!

— Перестаньте, мадемуазель. Вы опять обвиняете себя во всех немыслимых грехах. Вы здесь совсем не причем. Откуда вы могли знать, что он так поступит. Черт, зачем я вообще говорил вам это?

Я молча смотрела себе под ноги. Настроение у меня было просто похоронным. Я никак не могла осмыслить то, что произошло. Я ничего не понимаю в людях, особенно в мужчинах. Мне казалось, что все закончилось хорошо, все довольны и счастливы. А что получилось на самом деле? Как обычно, когда я начинаю думать, выходит очередная гадость. Все довольны и счастливы? Это я была довольна. Я ведь только о себе и думаю. Обрадовалась, что Гранден на мне не женится и не будет драться на дуэли с де ла Рошем. А то, что он при этом думал, меня просто не интересовало.

— Вы все еще казнитесь? — спросил де ла Рош, — о чем думаете?

— О том, что я жуткая эгоистка, — честно ответила я.

— Давно заметил в вас странную склонность к самобичеванию, мадемуазель, — хмыкнул он, — но если так уж хотите знать, то жуткие эгоистки никогда не испытывают угрызений совести. Так что, можете быть спокойны: вы не эгоистка. Но иногда вы способны на весьма рискованные поступки.

— Никогда, — я помотала головой.

— А кто сбежал из дому?

— А, вы об этом! Но что же в этом рискованного? Это же очень просто. Мне даже стараться особенно не пришлось.

Он закусил губу, чтобы не расхохотаться на весь сад, но при этом очень жизнерадостно фыркал.

— Разумеется, было бы куда заманчивее, если б вам пришлось спускаться из башни по веревочной лестнице.

Я представила это и подумала, что такой побег был бы очень сложным. А если честно, страшно неудобно спускаться по веревочной лестнице, особенно если ты этого никогда раньше не делала. А главное, где я возьму веревочную лестницу?