Никогда не обманывай герцога - [71]

Мистер Уотсон был явно удивлен практичностью Гарета и его способностью очень быстро осваивать все тонкости бухгалтерского дела. Покойный герцог Уорнем ограничивался лишь тем, что тратил большие средства на поддержание плодородия и постоянного дохода. Более основательные дела, связанные с перспективой – например такие, как ремонт Ноулвуд-Мэнора, – десятилетиями откладывались. Исключением стала только молотилка, на приобретении которой настоял Уотсон. У Гарета все больше возрастало желание увидеть, во что может превратиться имение, если относиться к нему как к коммерческому проекту.

Однако, несмотря на всю важность предстоящих дел, сельскохозяйственный журнал Уотсона не мог полностью завладеть вниманием Гарета. Его мысли отвлекались и витали совсем в другом месте – они возвращались к Ноулвуд-Мэнору и маленькой беседке у озера. В тот день во время разговора с Антонией его захлестнула волна гнева по отношению к Уорнему. Он до сих пор все это держал внутри. Самовлюбленный мстительный человек. Он бессовестно лгал, скрывал от всех друзей и родственников то, что сделал на самом деле – отнял у Гарета часть юности и, несомненно, укоротил жизнь его бабушки.

И даже теперь, когда Гарет закрывал глаза, шум дождя снова возвращал его на борт корабля. Гарет все еще ощущал зловоние, исходившее от разгоряченных, немытых тел матросов. Он помнил, как ходил голодным и вынужден был есть протухшую пищу. Он помнил жестокие штормы. И часто вспоминал, как, будучи ребенком, по-детски плакал, тоскуя по бабушке и по своей прежней жизни в Лондоне, где его любили и понимали. Если бы его дедушка был жив, то к этому времени Гарет, наверное, уже стал бы преуспевающим коммерсантом или ювелиром. А быть может, ростовщиком. Но даже последняя профессия, с точки зрения Гарета, была достойной.

Словно вызванный мыслями Гарета, над домом, на этот раз совсем близко, раздался еще один раскат грома. Не в силах совладать с собой, Гарет подошел к окну. Ему не пришлось долго ждать следующей вспышки. На этот раз он был очень внимателен и точно знал, кого ожидал увидеть. Слава Богу, стена была пуста.

Но ведь это совсем не означало, что Антония не напугана, верно? Может быть, пока он здесь стоял, прижав ладони к холодному стеклу, она, впав в прострацию, бродит по дому и тоскует по своим детям. И в эту ночь не будет миссис Уотерс, которая может спасти ее, – горничная болеет, ее кашель немного успокоился благодаря знаменитой опиумной настойке доктора Осборна, но все горло обмотано фланелью.

Отвернувшись от окна, Гарет, упершись рукой в бедро, пересек комнату. Он с трудом сдержал себя от импульсивного желания пойти к Антонии, понимая, что ему не следует этого делать. Они и так слишком сблизились, подружились, даже больше… Возможно, для Антонии было легче всего довериться ему, положиться на него, вместо того чтобы бежать в противоположном направлении – подальше от Селсдона, сплетен и воспоминаний.

Внезапно снова загрохотал гром, на сей раз настолько сильно, что в окнах задребезжали стекла. Гарет выскочил за дверь и прошел до половины коридора, прежде чем осознал, что собирается сделать, а к тому моменту, когда достиг поворота в коридор, ведущий к апартаментам герцогини, уже не мог заставить себя вернуться обратно и, окончательно забыв обо всем на свете, бросился вперед. Антония была одна, и если не спала, то ей наверняка было страшно. Гарет вошел через гостиную, которая была погружена в темноту, осторожно приблизился к дверям в спальню и в нерешительности замер. Нужно ли постучать, чтобы Антония смогла надеть халат? Или просто проскользнуть внутрь, надеясь, что она сладко спит? Хотя нельзя сказать, что они еще не видели друг друга без одежды.

Открыв дверь, Гарет увидел свет одинокой свечи, горевшей в глубине комнаты. Антония стояла у окна с раздвинутыми шторами. Она скрестила руки на груди и опустила плечи, словно хотела спрятаться в самой себе. Ее ноги были босыми, длинные волосы тяжелыми волнами ниспадали до талии, и в сумрачном свете она была похожа на призрак – мучительно прекрасный плод его воображения.

Он тихо шепнул ее имя, и Антония сразу обернулась. Ее лицо походило на грустную маску, но когда она увидела Гарета, ее взгляд смягчился и глаза сразу превратились в прозрачные озера.

– Гейбриел, – прошептала она, без раздумий бросившись в его объятия. – Гейбриел, мой ангел.

Крепко прижав ее к своей груди, он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и в этот момент ему пришла мысль, что еще неизвестно, кто кого успокаивает. Казалось, Антония нашла свое место – возле него, на фоне его широкой груди она выглядела такой маленькой, такой нежной и такой… чистой. Гейбриел почувствовал, что беспокойство за нее ушло на второй план, а на первом плане была потребность в ней – потребность более глубокая и более сложная, чем простое вожделение. Но возможно, ему было необходимо, чтобы Антония в нем нуждалась. Возможно, потом, когда ей это больше не понадобится, когда она снова станет здоровой и сильной, она просто пойдет дальше, но сейчас…

Ему следовало прошептать ей на ухо что-нибудь ободряющее и тотчас отстраниться, а вместо этого он зарылся лицом в ее волосы и сказал: