Никогда не обманывай герцога - [36]

– Не помню, сколько именно, – после долгого молчания ответил Гарет. – Восемь? Нет, пожалуй, девять.

– Восемь или девять? – Антония была поражена.

– Ну да, а что? – Гарет с удивлением взглянул на нее.

Покойный муж рисовал Антонии своего юного кузена как воплощение зла, и она представляла себе испорченного, зловредного разорителя имения. Но девять лет? В девять лет это еще ребенок.

– А сколько вам было, когда вы решили покинуть Селсдон?

– Когда я решил? – эхом повторил Гарет, в изумлении глядя на Антонию. – Мне было двенадцать, когда я покинул Селсдон. Вы об этом спрашиваете?

– Да, пожалуй. – Но она до конца не поняла его. – Могу я спросить, ваша светлость… сколько вам сейчас?

– Через несколько недель исполнится тридцать, – ответил Гарет, пристально всматриваясь в нее.

– Святые небеса.

– Что, выгляжу немного потрепанным, да? – В уголках его глаз появились легкие складочки.

– Нет, я думала, что вы несколько старше, – помедлив, ответила Антония, позволив себе удовольствие еще раз внимательно посмотреть на него. – А вам всего тридцать? Вы почему-то выглядите немного старше, но это вас совсем не портит.

Герцог снова пожал плечами, словно ему было безразлично, выглядит он на тридцать лет или на шестьдесят.

– А сколько вам лет? – спросил он, в свою очередь. – Будем играть в открытую, мадам.

– Наверное… двадцать шесть. – Антония почувствовала, что у нее снова порозовели щеки. – По правде говоря, я перестала считать.

Гарет едва заметно, почти внутренне улыбнулся, но если бы кто-то заглянул глубже, то увидел бы, что в его глазах начало разгораться горячее мужское восхищение и чувственный жар, который, казалось, все усиливался, по мере того как взгляд Гарета скользил по Антонии.

– Для двадцати шести вы чрезвычайно хороши. И вы еще не достигли расцвета женственности, так что впереди у вас, Антония, еще много замечательных лет. Надеюсь, вы не потратите их впустую.

Антония почувствовала, что ее кожа горит, пальцы ног сводит и от внезапно вспыхнувших в ее сознании пугающих воспоминаний снова останавливается дыхание… Его руки у нее на груди во время дождя, ее промокшая ночная сорочка, прерывистый звук его дыхания у самого уха. Она перехватила горящий взгляд Гарета, и на мгновение между ними повис вопрос, невысказанное желание. Антония вся превратилась в ожидание, не зная, задаст ли он этот вопрос и что она сможет сказать ему в ответ, но, к ее разочарованию, герцог просто кашлянул и встал.

– Что ж, полагаю, теперь вам нужно заняться своей травмой, – сказал он, предлагая ей руку.

С неожиданно возникшим чувством досады Антония положила руку на его большую теплую ладонь и встала. Она все не так поняла, неправильно истолковала. Да и что она на самом деле знала о мужчинах и их желаниях?

Антония и герцог оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга, и она снова вдохнула его приятное тепло и его запах. Гарет казался ей надежным, и она непроизвольно подумала о том, как будет чувствовать себя, если снова прижмется к нему, но уже в здравом рассудке. Однако мысли герцога, очевидно, были совсем в другом месте.

– На следующей неделе я съезжу в Ноулвуд-Мэнор, – сообщил он странным, каким-то отрешенным тоном, – и только после этого смогу сказать, когда дом можно будет подготовить для вас.

– Благодарю вас. – Антония отошла от него.

– Тогда спокойной ночи, Антония. – Герцог пересек комнату и открыл для нее дверь. – Увидимся завтра.

Глава 8

Гейбриел смотрел, как большая грубая рука бабушки закрыла тяжелую крышку сундука, а потом почти с любовью погладила ее.

– Баббе, он кажется очень старым, – сказал Гейбриел.

– Старый, да. – Бабушка улыбнулась с какой-то тоской. – Когда твой дедушка приехал сюда молодым человеком, в этом сундуке было все, что он имел. А когда сундук лет десять назад отнесли наверх на чердак, я думала, что больше никогда его не увижу. Но жизнь преподносит нам сюрпризы, правда, тателлах?

Вошли двое слуг, по кивку бабушки перевязали сундук и, подняв его, понесли вниз по лестнице.

– Нам понравится в Хаундсдиче, Баббе? – спросил Гейбриел, глядя им вслед. – Это далеко отсюда?

– Недалеко, Гейбриел, – ответила бабушка, рукой взъерошив ему волосы. – И, думаю, нам там понравится, если мы этого захотим.

– Что это означает? Мне здесь нравится, Баббе. Мне нравится Финсбери-Серкус.

– Дедушка говорит, мы должны уехать как можно скорее. – И она опять грустно улыбнулась. – В этот дом въезжает новая семья, тателлах. Такова воля Божья.

– Я устал от его желаний. – Гейбриел сложил руки на узкой груди. – Когда-нибудь, Баббе, у меня будет свой собственный дом. И Бог не посмеет пожелать, чтобы он принадлежал кому-то другому. Никогда, больше никогда.

Меньше чем через неделю после его встречи с доктором Осборном, когда Гарет с Уотсоном склонились над одной из бухгалтерских книг имения, к ним в кабинет ворвался Терренс, второй конюх.

– Ваша светлость! Мистер Уотсон! – возбужденно затараторил он. – Экипаж!

– Какой экипаж, Терри? – рассеянно спросил управляющий имением.

– Громадный фаэтон с высокими козлами, сэр! Абсолютно черный! Он только что промчался через деревню – прямо через цесарок миссис Кори! Там все в перьях, сэр! До сих пор слышны ее вопли из сарая.