Никаких улик - [7]

— Все должно быть сделано между тремя и четырьмя часами дня, — сказал Сандерсон.

— Никаких проблем, — снова кивнул корсиканец.

За следующие десять минут они договорились об оплате, и Сандерсон передал брюнету пять пачек, по пятьсот фунтов в каждой. Работа за границей стоит дороже, объяснил Кальви, к тому же некоторые туристы не пользуются особым расположением испанской полиции. Наконец Сандерсон поднялся.

— Сколько это займет? — спросил он.

— Неделю, может, две, а может, и три.

— Я хочу, чтобы мне сразу же сообщили, понимаете?

— Тогда я должен знать, как с вами связаться, — сказал наемник. Вместо ответа англичанин написал на клочке бумаги номер телефона.

— Со следующего понедельника на протяжении трех недель мне можно звонить по этому телефону с половины восьмого до половины девятого утра. Телефон лондонский. Не пытайтесь выяснить, кому он принадлежит, а главное не провалитесь.

Корсиканец лукаво улыбнулся:

— Не беспокойтесь; я хочу заработать и вторую половину тоже.

— И последнее, — продолжал клиент. — Чтобы никаких улик, никаких следов, ведущих от вас ко мне. Все должно выглядеть так, будто местные грабители слегка перестарались.

Корсиканец снова улыбнулся.

— Месье Джонсон, вам провал может стоить репутации, мне — жизни. В лучшем случае, тридцати лет в толедской тюрьме. Ясное дело, никаких улик.

Когда англичанин ушел, Кальви вышел на улицу, проверил, нет ли хвоста, и следующие два часа провел на террасе другого кафе в центре города, сидя под лучами молодого июльского солнышка и погрузившись в раздумья о предстоящем дне. Само задание — пристрелить беззаботно порхающую пташку — никакой сложности для него не представляло. Сложнее было ввезти в Испанию пистолет. Можно было бы поехать поездом Париж — Барселона, надеясь проскочить сквозь таможенный контроль; но в случае неудачи придется иметь дело уже не с французской полицией, а с испанской, а у нее отношение к людям его профессии, прямо скажем, старомодное. Самолет исключался — из-за этих международных террористов в Орли теперь перерывали весь багаж в поисках огнестрельного оружия. Правда, он знал в Испании кое-кого из тех, кто служил вместе с ним в действующей армии и, не рискнув вернуться во Францию, обосновался где-то на побережье между Аликанте и Валенсией. Наверняка кто-нибудь из них одолжил бы ему пушку. Но он решил держаться от этих людей подальше — незачем давать лишнюю пищу для досужих разговоров.

Наконец корсиканец расплатился и встал. Теперь нужно было кое-что купить. Полчаса он провел у справочной стойки испанского туристического агентства, еще десять минут — в представительстве авиакомпании «Иберия», а уже перед тем как возвращаться в свою квартиру в одном из парижских пригородов, зашел в магазин на рю-де-Риволи, где торговали книгами и письменными принадлежностями.

Вечером он позвонил в «Метрополь», лучший отель Валенсии, и, назвавшись Кальви, забронировал на две недели вперед два одноместных номера, оба на одну ночь, один на фамилию Кальви, другой — на ту, что стояла в его собственном паспорте. Он согласился тотчас выслать письменное подтверждение и сразу же заказал авиабилет на рейс Париж — Валенсия и обратно. Самолет прибывал в Валенсию в тот самый вечер, на который были забронированы номера, и возвращался в Париж ровно через сутки. Дожидаясь связи с Валенсией, он успел написать письмо. Оно было кратким и деловым. Подписавшийся, месье Кальви, подтверждал бронирование двух номеров и дополнительно сообщал, что поскольку до своего прибытия в Валенсию будет в разъездах, то просит администрацию не отказать в любезности сохранить до его приезда книгу по истории Испании, которая должна быть отправлена ему из Парижа на адрес отеля.

Кальви рассудил, что если посылку перехватят и вскроют, то, когда он обратится за ней уже под собственной фамилией, по выражению лица служащего сможет заметить неладное и успеет скрыться. Даже если его поймают, он заявит, что совершенно здесь ни при чем — он всего лишь выполнял просьбу своего задержавшегося приятеля, месье Кальви, и не имел ни малейшего понятия об истинных намерениях последнего.

Подписавшись левой рукой «Кальви», он запечатал конверт, наклеил марку и занялся купленной но пути домой книгой. Это действительно была история Испании — тяжелая, дорогая, изданная на отличной бумаге и с множеством фотографий, делавших ее еще тяжелее.

Отогнув обе корки переплета, он стянул их резинкой, а находящиеся между ними 400 страниц прикрепил, как стопу бумаги, к краю кухонного стола, воспользовавшись двумя струбцинами.

За эти страницы он принялся с помощью тонкого и острого, как бритва, скальпеля, купленного в тот же день. Он орудовал им почти целый час, отступив от обреза книги по полтора дюйма с каждой стороны, пока не вырезал прямоугольное углубление размером шесть дюймов на семь и три дюйма в глубину. Стенки углубления он густо смазал тягучим клеем и, закурив, стал ждать, пока высохнет. После двух выкуренных сигарет все 400 страниц ссохлись намертво.

Вместо полутора фунтов бумаги, которую Кальви, вырезав, взвесил на кухонных весах, в углубление лег соответствующего размера кусок резиновой губки. Затем был разобран небольшой, калибра 9 мм, браунинг, приобретенный два месяца назад во время поездки в Бельгию после того как предыдущий пистолет, кольт 38-го калибра, был использован и там же выброшен в Альберт-канал. Кальви всегда был осторожен и никогда не пользовался одним и тем же оружием дважды. Ствол браунинга был приспособлен под глушитель, конец на полдюйма выдавался.