Никаких улик - [5]

Спустя неделю из всего этого вороха сведений стало вырисовываться одно имя. Имя человека, который участвовал в трех кампаниях и о котором даже самые откровенные мемуары упоминали крайне сдержанно. Он ни разу не давал интервью; фотографии в картотеке тоже не оказалось. Но эго был англичанин. Сандерсон рискнул предположить, что он и сейчас где-то в Лондоне.

Много лет назад, когда к Сандерсону перешла одна фирма, чьи акции приносили от личные дивиденды, он скупил еще несколько фирм, в том числе оптовую торговлю сигарами, фотолабораторию и литературное агентство. С их перепродажей он даже возиться не стал. Эго самое агентство и разыскало ему теперь домашний адрес автора одной из тех книг, что Сандерсон прочел в библиотеке. У первого ее издателя не возникло никаких подозрений, и данный агентству адрес оказался тем же самым, по которому издательство в свое время посылало чеки со скудными суммами гонораров.

Когда миллионер приехал к автору мемуаров, представившись сотрудником того самого издательства, то обнаружил, что наемник давно отошел от дел, опустился, живег на жалкие гроши от своих мемуаров и понемногу спивается. Обнадеженный было визитом, который мог предвещать переиздание книги, а значит, и гонорар, он явно сник, когда гость разочаровал его, но тут же вновь оживился, услышав о комиссионных.

Сандерсон назвался мистером Джонсоном и объяснил; издательству стало известно, что некий бывший коллега автора вроде бы собирается опубликовать свои собственные мемуары. Они не хотят, чтобы право издания досталось другой фирме. Вот если бы знать адрес этого человека…

Услышав имя и фамилию, старый наемник крякнул.

— Решил, значит, душу излить? — проговорил он. — Не похоже на эту скотину.

Но дело сдвинулось лишь после того, как он допил шестую порцию виски и ощутил в ладони пачку банкнот. Тогда, взяв листок бумаги, он что-то нацарапал на нем и протянул Сандерсону.

— Приходит туда выпить, когда бывает в Лондоне, — пояснил он.

В тот же день Сандерсон разыскал тихий клуб сразу за Эрлз-Корт. Человек появился на следующий вечер. Фотографии его Сандерсон так и не видел, но в читанных им мемуарах один раз встретилось описание внешности, и там действительно упоминался шрам на нижней челюсти; бармен окликнул вошедшего по имени, имя совпадало. Человек был поджар, широкоплеч и, судя по всему, в отличной форме. На стене за стойкой бара висело зеркало, и Сандерсон разглядел угрюмый взгляд и злой рот; перед мужчиной стояла кружка пива. Все четыреста ярдов до его квартиры Сандерсон шел следом.

Подождав минут десять после того, как в окне зажегся свет, он вошел в дом и постучал. Мужчина, открывший дверь, был уже в темных домашних брюках и безрукавке. Сандерсон отметил, что сначала он выключил в прихожей свет, и это позволяло ему, оставаясь в тени, разглядеть стоящего в освещенном коридоре посетителя.

— Мистер Хьюз? — спросил Сандерсон.

Мужчина повел бровью:

— Кому он понадобился?

— Моя фамилия Джонсон. Майкл Джонсон, — сказал Сандерсон.

— Удостоверение, — потребовал Хьюз.

— Я не из полиции, — ответил Сандерсон. — По частному делу. Можно войти?

— Кто дал мой адрес? — спросил Хьюз, пропуская вопрос мимо ушей.

Сандерсон сказал кто.

— Сам он, правда, и за целые сутки этого не вспомнит, — добавил он. — Пьет так, что собственное имя давно забыл.

У Хьюза в уголках рта мелькнуло подобие улыбки, но добродушия она не прибавила.

— Ладно, — сказал он, — годится, — и мотнул головой в сторону комнаты. Сандерсон прошел мимо него внутрь. В этом районе Лондона были тысячи меблированных комнат с такой же скудной и убогой обстановкой. Посередине стоял стол. Хьюз, шедший следом, жестом пригласил гостя сесть.

— Ну?

— Мне кое-что нужно. Предлагаю контракт. Одного человека нужно убрать — кажется, это так называется.

В лице Хьюза ничего не изменилось. Он продолжал смотреть на Сандерсона. Наконец спросил:

— Музыку любите?

Сандерсон, опешив, кивнул.

— Пойду включу, — сказал Хьюз. Он поднялся и подошел к кровати в углу комнаты, где рядом на тумбочке стоял портативный приемник. Включив его, он пошарил рукой под подушкой, а когда повернулся, на Сандерсона смотрело дуло автоматического «кольта» 45-го калибра. Сандерсон сглотнул и сделал глубокий вдох. Хьюз прибавлял звук, музыка становилась все громче и громче. Держа Сандерсона на мушке и не сводя с него глаз, он выдвинул ящик тумбочки, достал блокнот, карандаш, и вернулся к столу. Там свободной рукой нацарапал на листке какое-то слово и показал Сандерсону. Тот прочел: «Раздевайся».

Сандерсона замутило. Ему приходилось слышать о порочности такого рода людей. Повинуясь движению пистолета в руке Хьюза, он отошел от стола. Пиджак, галстук и рубашка упали на пол. Под рубашкой ничего не было. Ствол пистолета качнулся вниз. Сандерсон расстегнул молнию, и с него соскользнули брюки. Наблюдавший за всем этим Хьюз оставался абсолютно безучастным. Наконец он сказал:

— Ладно, одевайся.

Не выпуская пистолет, хотя и опустив его дулом вниз, он пересек комнату, приглушил музыку и вернулся к столу.

— Брось сюда пиджак, — велел он. Сандерсон, уже надевший брюки и рубашку, положил пиджак на стол. Хыоз похлопал по ткани ладонью, прощупывая.