Ничейной земли не бывает - [28]

— Ну как? — полюбопытствовал столяр и будто забыл про нее на какое-то мгновение.

Затем он повернулся лицом к Фридерике, посмотрел на нее, и она сразу же поняла, что это «ну как?» относилось вовсе не к серванту. Быстрым движением правой руки он развязал узлы фартука на шее и на поясе и бросил его на верстак. В таком виде столяр показался девушке еще более сильным и крупным. Она смотрела на него и почему-то пыталась представить себе, что бы почувствовала, если бы он вдруг прикоснулся к ней, если бы его широкие, отвердевшие от постоянного обращения с деревом руки дотронулись до ее лица, шеи, груди, если бы его круглое лицо с мясистым носом неожиданно прижалось к ее плечу, припудрив его мелкими опилками. Фридерика заметила, что на верстаке лежало несколько одеял. Столяр медленно подошел к ней, поднял руки и стал расстегивать ее пальто. Он действовал умело и быстро, а Фридерика не двигалась. Только когда столяр запустил руки ей под свитер и дотронулся до груди, Фридерика схватила одну из реек, прислоненных к стене, и ударила ею столяра со всего маху по рукам. Он громко вскрикнул. Она увидела, как на руках у него проступили красные полосы, опять почувствовала себя свободной и через мгновение оказалась на улице.

Спустя несколько дней у входной двери позвонили. Двое незнакомых мужчин внесли сервант. В нем Фридерика нашла кисточки, бутылки с олифой, банку с лаком и составленную столяром инструкцию по окрашиванию. В том же конверте лежал счет, на котором столяр написал несколько слов, желая ей всего доброго, а в самом низу, в графе «Цена», приписал: «Извините».

Теперь справа от серванта на стене висела скрипка. Ее лакированная поверхность отдавала теплым блеском. Полтора года назад эту скрипку Фридерике подарили родители на день рождения. За несколько недель до этого в Доме Национальной народной армии выступал оркестр из Берлина. Официантки коллективно отправились на этот концерт. Что было первым номером программы, Фридерика не помнила. Зато осталось в памяти, как после антракта один солист протискивался вперед между плотно сидевшими музыкантами. Скрипку и смычок он держал высоко в правой руке, как плывущий по реке солдат свое оружие. Скрипач приехал из Ленинграда. Это был высокий полный мужчина, с короткой шеей и гладко зачесанными назад темными волосами. Все это, как и плотно облегавший фрак, делало его похожим на большого пингвина. Фридерика и ее подружки еще посмеялись над этим музыкантом: ему больше подходило играть на барабане. Но вот он поднес скрипку к мясистому лицу, положил подбородок на темную деку, глаза его сузились, взгляд показался отсутствующим, и скрипач неподвижно застыл на некоторое время рядом с пультом дирижера.

Когда оркестр заиграл, солист так и не пошевелился, казалось, он пребывал в нерешительности, Фридерика не выпускала его из поля зрения. Наконец она увидела, как он, не изменив положения, начал играть. Послышалось несколько негромких, осторожных звуков, будто скрипач настраивал свой инструмент. Постепенно он вроде бы подобрал мелодию и заиграл в полную силу. Фридерику сразу же захватили эти звуки. Радостные и печальные, они отозвались в ее душе нежностью и болью. Она удивлялась тому, с какой потрясающей легкостью этот человек играл на своем хрупком инструменте. Да и сам он совершенно преобразился. Казалось, он вытянулся, стал легким и подвижным, как и музыка, которую он играл. Концерт продолжался, и Фридерике все больше нравился скрипач-виртуоз, а главное — его самозабвенная игра.

Когда концерт закончился, она не стала аплодировать, а быстро прошла в гардероб, накинула пальто и выбежала из клуба. Ей хотелось побыть одной. После такой восхитительной музыки она не могла слышать голоса людей, их беззаботную болтовню и смех, сидеть в кафе в густом табачном дыму и гвалте, смешанном со звуками танцевальной музыки.

Идя домой, Фридерика остановилась возле березки, на которой трепетали последние листья — несколько бронзовых точек в темных ветвях, и принялась рассматривать деревце. Может быть, Чайковский думал именно о такой березке, когда сочинял свой концерт. Об одной из тех стройных русских березок, которые воспеваются во многих народных песнях. Эти красивые деревца часто сравнивают с молодыми девушками, в них больше, чем в других деревьях, грациозности, чистоты и легкой грусти, что, собственно, и заставляет человека невольно подумать о девушке.

Стоя перед своей березкой, Фридерика вдруг поняла, что этот концерт как раз и был одним из тех значительных событий в ее жизни, которых она всегда ждала и ради которых вообще стоило жить. С раннего детства она мечтала об интересных встречах и событиях и всегда радовалась всему новому, необычному. А в каком приподнятом настроении она годом позже отправилась с молодежным поездом дружбы в Белоруссию!

Фридерика каждый день протирала свою скрипку, но не играла, а лишь изредка осторожно пощипывала струны. Скрипка навсегда останется в ее комнате как свидетель того, что в ней, Фридерике, что-то изменилось. На первой пластинке, которую Фридерика купила себе, был записан тот концерт Чайковского для скрипки с оркестром. Теперь у нее много пластинок классической музыки, но больше всего — с записью скрипичных концертов и сочинениями для струнного оркестра.