Ничейная земля - [6]

— И за правое дело, — добавил Хэмингуэй.

Алекс искоса взглянул на журналиста, но ничего не ответил.

— А что вы думаете о войне? — спросила Геллхорн. — Как вы считаете, вы победите?

Райли подобрал с земли камешек и бросил его в огонь — рассеянно, как будто не слышал вопроса. Из костра вылетело облачко искр.

— В этой войне никто не победит, — устало ответил он наконец. — Что бы ни произошло, все проиграют.

— Вот уж чего я никак не ожидала услышать! — призналась Марта.

— А вы хотели услышать про свободу, демократию и всё в таком духе?

— Возможно, про справедливость. Принципы. Мораль...

— Все эти слова ничего не значат на войне, мисс Геллхорн.

— Неужели у вас нет идеалов? — вмешался Хемингуэй. — Разве вы воюете не против фашизма?

— Избавьте меня от этих сказок. Эти слова используют мерзавцы, развязывающие войны, чтобы убедить таких идиотов вроде нас поступить на военную службу.

— Но ведь вы пошли на войну добровольцем, — не сдавался тот. — Должны же быть серьезные причины.

— Да, у меня были на то причины. Только они никого не касаются.

— Не все войны одинаковы, лейтенант.

Райли глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Вы правы, не все. Именно поэтому я и отправился добровольцем на эту войну. Но в конечном счёте и эта война, и все остальные — это лишь кровь, смерть и мерзость. А если вам нужны высокие идеалы и концепции, то лучше поищите их в другом месте.

— К вашему сведению, я тоже был солдатом, — раздраженно заявил Хемингуэй. — Так что не вам читать мне нотации.

— Я знаю, что вы были на Великой войне, мистер Хемингуэй, — ответил Райли. — Водили санитарную машину.

Журналист тут же сменил тон.

— Вы знаете, кто я такой? — спросил он.

— Конечно, знаю. Я читал роман «Прощай, оружие». Хотя, скорее пытался, потому что не смог дочитать. Мне было очень скучно.

Писатель устремил на него высокомерный взгляд.

— Не каждый способен оценить хорошую книгу.

— Может быть, но все равно он скучен.

Хемингуэй выпрямился, слегка пошатнувшись.

— На драку нарываетесь, дружище? — спросил он, закатывая рукава — Некоторым я бил морду и за меньшее.

— Сядь, Эрнест! — решительно остановила его Геллхорн. — Мы пришли сюда поговорить с лейтенантом, а вовсе не для того, чтобы с ним драться.

— Не волнуйтесь, — спокойно ответил Алекс. — Я не дерусь с пьяными, если сам не пьян.

Хемингуэй рванулся к Райли.

— Да я тебя...

Но прежде чем он сделал первый шаг, Хоакин Алькантара вскочил как пружина, и материализовался перед ним,как привидение.

— Какого черта?.. — рявкнул журналист.

— Успокойтесь, друг мой, — произнёс галисиец, прижимая руку к груди. — Почему бы нам не прогуляться? Лично мне ваш роман очень понравился.

— Послушайте, оставьте меня в покое... Я не намерен...

— Пойдемте, — добавил Джек, схватил Хэмингуэя за руку и, не обращая внимания на его сопротивление, потащил почти силком — Я представлю вас остальной роте.

— Но...

Последнее, что услышал Райли, пока они удалялись, была болтовня Джека.

— Вы ведь жили в Париже, разве нет? Это правда — то, что говорят о француженках?

Райли и Геллхорн остались сидеть у костра, глядя вслед журналисту и галисийцу.

— Прошу у вас прощения за невежливость Эрнеста, лейтенант.

Райли небрежно отмахнутся.

— Ничего страшного, я сам его спровоцировал.

Геллхорн нахмурилась.

— И зачем же вы это сделали? Разве вы не знаете, каким успехом пользуются его репортажи в Соединённых Штатах?

— Знаю. Но для него это просто еще одна война. Он всегда говорит о храбрости, героях и идеалах, но пока мы здесь, умираем и гнием в окопах, он будет ловить марлина на яхте у берегов Флориды со стаканом виски в одной руке и сигарой в другой.

— Но ведь такова его профессия, — сказала девушка. — Он журналист, как и я. Мы рассказываем об увиденном, чтобы об этом узнал весь мир. Мы — очевидцы происходящего.

— Ну и что? Ничего не изменится, что бы вы ни говорили или ни делали. Всем вообще плевать.

— Моим читателям не плевать. Иначе они не стали бы читать мои репортажи.

Райли покачал головой.

— Простите меня за прямоту, но для читателей ваших статей это просто развлечение, раздел между политикой и спортом. Подавляющему большинству насрать, кто и почему сражается на этой гражданской войне.

Геллхорн собиралась гневно возразить, но ответ застыл на кончике языка.

— Может быть, вы и правы, — произнесла она, глядя на освещённые пламенем лица сидящих вокруг костра солдат. — И возможно, я — тоже всего лишь часть этого спектакля. То есть, скорее театральный критик, который пишет статьи, а после работы спокойно отправляется спать.

Журналистка повернулась к Райли и в первый раз внимательно его рассмотрела. Строгий профиль загоревшего лица, прямой нос, черные волосы, миндалевидные глаза, отражающие свет костра.

— А чем вы займетесь после войны? — спросила она.

Райли пожал плечами.

— Я об этом не думаю, — ответил он.

— О чем же в таком случае вы думаете, лейтенант?

— О море.

— О море? — удивленно переспросила она.

— С тех пор как я прибыл в Испанию, я еще не видел море, понимаете? Я мечтаю о море каждый день, уплыть подальше от суши. Уплыть далеко-далеко. Выбрать точку на горизонте и отправиться к ней, ни перед кем не отчитываясь или не беспокоясь о том, что осталось позади.