«Ничего особенного», – сказал кот - [77]

– Это ничего не объясняет, – сказала мадам-мэр Трежоли.

Даргер тяжело вздохнул:

– Мы так надеялись, что вы удовлетворитесь частичным объяснением… Но вижу, что придется рассказать все до конца. Вы видите перед собою коробки с почерневшими банкнотами. – На верхней коробке не было крышки. Он протянул руку, взял пачку прямоугольных листов черной бумаги, помахал ею перед присутствовавшими и положил на место. – Теперь мы с коллегой представим вас нашей юной подопечной.

Даргер и Довесок поспешно переложили коробки, загораживавшие дверь, освободив проход. Потом Довесок постучал в дверь.

– Мисс Петтикоутс? Вы в надлежащем виде? Вас хотят видеть.

Дверь отворилась, и большие карие глаза Тауни нерешительно уставились на посетителей.

– Прошу, входите, – тихо, чуть дрожащим голосом сказала она.

Все просочились в дверь. Тауни посмотрела сначала на Даргера, потом на Довеска. Когда же они оба отвели взгляды, вскинула голову и зарделась.

– Кажется, я знаю, зачем вы все пришли сюда. Но… это правда необходимо? Может быть, можно не показывать этого?

– Увы, дитя, придется, – буркнул Довесок.

Тауни стиснула зубы, вздернула подбородок и уставилась прямо перед собою, как капитан шхуны, заплывший в опасные воды. А потом завела руки за спину и начала расстегивать платье.

– Магнус Нортон сделал то, чего не сумел бы никто другой – микроорганизм, который поедал бы черные чернила, которыми пропитаны банкноты, не повреждая других чернил. Для этого нужно всего лишь поместить купюры в соответствующий раствор, добавить мелкий порошок серебра как катализатор, и через неделю получим идеальные купюры сан-францисского образца и коллоидное серебро, – сказал Даргер. – Однако перед ним оставалась проблема – как передать родным информацию о создании этих организмов. Причем настолько ясно, чтобы сведения эти смогли пережить несколько десятилетий забвения, которые, как он был уверен, неизбежно последуют.

Тауни закончила расстегивать пуговицы и, приложив ладонь к груди, чтобы удержать одежду на месте, вытащила другую руку из рукава. Потом, сменив руки, сделала то же самое.

– Неужели?.. – произнесла она.

Довесок кивнул.

Переступая мелкими, кукольными шагами, Тауни повернулась лицом к стене. Потом опустила платье, чтобы присутствовавшие увидели ее обнаженную спину. На ней красовалась большая татуировка – три концентрических окружности, выполненные в семи ярких цветах. Каждый круг был образован бесчисленным количеством коротких, почти параллельных линий, расходившихся от нетронутого участка кожи в центре татуировки. Любой, умеющий читать генетическую карту, мог без малейшего труда создать по этому рисунку описываемый им организм.

Мастер Боунс, молчавший все время, впервые открыл рот:

– Это ведь E. coli[14], не так ли?

– Да, сэр, один из штаммов. Нортон записал в эту татуировку свой геном, после чего жена родила от него троих детей. Он был уверен, что потомков у него будет много. Но судьба – дама непостоянная, и мисс Петтикоутс оказалась последней в роду. Но и ее одной хватит. – Он повернулся к Тауни. – Вы можете одеться. Наши гости удовлетворили свое любопытство и сейчас уйдут.

Даргер проводил всех троих в гостиную и плотно закрыл за собой дверь.

– Ну, – сказал он, – вы получили то, зачем приходили. Ценой, должен заметить, грубого оскорбления скромности невинной девушки.

– Как у вас язык повернулся сказать такое свинство?! – рявкнул Пират Лафитт.

В молчании, последовавшем за этой вспышкой, все отчетливо услышали из-за закрытой двери горестные рыдания Тауни Петтикоутс.

– Вы сделали все, что хотели, – сказал Даргер, – и теперь я должен попросить вас удалиться.

После того как секрет Тауни Петтикоутс пришлось раскрыть, троим заговорщикам оставалось лишь дожидаться прибытия оборудования, за которым якобы послали вверх по реке, а их «мишеням» – искать, поодиночке, подходы к владельцам тайны и пытаться щедрыми посулами выманить у них содержание процесса и коробки с черной бумагой. По крайней мере, такое развитие событий предполагала даже простейшая логика.

Уже на следующее утро, получив по почте две записки с предложениями встречи, трио отправилось завтракать в кафе, расположенное поблизости, в переулке. Они как раз покончили с едой и приступили ко второй чашке кофе, как Тауни, взглянув через плечо Даргера, воскликнула:

– Смилуйся, Господь всемогущий! Это же Джейк! – И, увидев, что компаньоны не понимают ее, пояснила: – Мой муж! Он о чем-то говорит с Пиратом Лафиттом, и они идут сюда.

– Продолжай улыбаться! – негромко посоветовал Даргер. – Как будто тебя это нисколько не озаботило. Довесок, ты знаешь, что нужно делать.

На счет «десять» непрошеные гости поравнялись с их столиком.

– Джейк! – воскликнул Довесок, начиная подниматься со стула.

– Пришел за деньгами, не иначе. – Даргер вынул из кармана пачку купюр – снаружи ассигнация крупного достоинства, а внутри мелочь, – какую любой уважающий себя бизнесмен непременно имеет в кармане и, со словами: – Мадам-мэр хотела бы, чтоб вы знали… – и, повернувшись, оказался лицом к лицу с незнакомцем, который мог быть только тем самым Джейком, мужем Тауни, и перекосившимся от изумления Пиратом Лафиттом.