Ничего невозможного - [193]

Он был не в меру разговорчив, почти болтлив. А все потому, что приснился Джевиджу сержант Либан. Только он не кричал и не матерился, как тогда в походном госпитале, когда бледный небритый третьи сутки фельдшер отпиливал ему ногу выше колена. Сердце солдата, прошедшего вместе с Россом две войны, не выдержало боли и остановилось. Но в сон Либан пришел на своих двоих, крепких кривоватых ногах, привычных к тяжелым сапогам и пыльным дорогам. Уселся рядом на корточки и сказал: «Вот и свиделись, ваша милость. Не можется вам, не сидится на месте. Я уж думал, остепенились вы: женились, сына родили. Нельзя так, ваша милость, совсем нельзя».

Росс хотел ответить, но в этот момент его разбудили. Видение сгинуло, оставив после себя нехорошее предчувствие. Впрочем, мистика тут совершенно ни при чем, достаточно было подняться на стену и внимательно рассмотреть, как солдаты противника готовятся к очередному штурму. Обозленные безнадежным сопротивлением противника, из-за которого они уже потеряли более двух сотен своих товарищей, кехтанцы находились в неописуемой ярости, сродни боевому безумию. Они начали с методичного обстрела, добиваясь хотя бы частичного обрушения стен. И хотя особого успеха кехтанские пушки не достигли, но от утреннего бодрого настроя осажденных ничего не осталось. И если люди постарше старались не показывать страха, то прошедшие первое испытание огнем новобранцы совсем пали духом, когда увидели строящиеся шеренги вражеской пехоты. Кехтанцев, казалось, так много, а оборона, напротив, выглядела столь слабой, что просто плакать хотелось. Комендант тяжело ранен, лейтенант Иниго почти ничего не слышит, а на бывшего маршала вообще страшно смотреть. Какое уж тут может быть воодушевление?

— Есть ли хоть какая-то надежда, милорд? — робко спросил лейтенант Касити, по-собачьи заглядывая Россу в глаза

Будто ждал божественного откровения, честное слово.

— Разумеется. А скорострелка нам зачем?

Но чеканному слову Джевиджа мало кто поверил, он и сам просто-напросто заставил себя не думать о том, что будет через пару дней, если не придет подмога.

«Лис, не подведи меня. Приведи сюда Эйса Барклея и его полк! Спаси моего маленького мажонка еще разок».

— Лейтенант, сразу видно, что вам не довелось учиться в Императорской Военной академии. Иначе бы вы знали, что высокая скорострельность пушки Мелхора позволяет за весьма короткий срок уничтожить большое количество целей, а поскольку основным ее снарядом является картечная граната, то огонь этой пушки крайне губителен для кавалерии и плотных пехотных колонн.

— Все так, милорд, — обреченно вздохнул Касити. — Но кехтанцы идут рассыпным строем…

— Значит, нам придется очень сильно постараться. Или вы хотите сдаться на милость генерала Барсса?

Краем глаза Джевидж видел, что за их разговором пристально следят несколько десятков пар ушей. Значит, нужно найти нужные слова. Обязательно, непременно, чтобы эти мальчишки или умерли с честью, или победили, но не одной лишь волей слепого случая, а потому, что сделали для этого все возможное.

— Мы на своей земле, лейтенант. Арр вот уже тринадцать лет принадлежит Эльлору. Хоть по праву сильного, хоть согласно букве мирного договора с Кехтаной, в котором черным по белому записано, что она отказывается от Территорий и признает власть императора на этой земле. Кехтанский король уже один раз официально признал себя слабаком, он сдался, и нынешняя вылазка его генерала всего лишь ничтожная месть за ту обиду. И мы будем пасовать перед ничтожеством в короне?

— Нет, милорд.

— Видите ли, лейтенант Касити, я не боюсь ни генерала Барсса, ни короля Кехтаны, ни суда за преступления, которые не совершал, но я не могу сдаться. Просто потому, что тогда убьют моих жену и сына. Я буду защищать их до последнего.

— Я понимаю, милорд. Спасибо, милорд. Наверное, нам всем есть что защищать в этом форте.

Касити отдал честь и поспешил к своему взводу.

— Хорошо сказано, лорд Джевидж. То, что доктор прописал, для юных ушей.

Мэтр Дайлип не скрывал, что внимательно слушает беседу, не прекращая чистить винтовку. И так вызывающе при этом смотрел на Росса, что тот не выдержал и спросил:

— Вам тоже требуется ободрение?

— Нет. Вы меня уже ободрили, — криво ухмыльнулся маг.

В слове «ободрили» отчетливо прозвучала издевка, а концентрация сарказма говорила опытному уху о давнишней обиде, копившейся годами.

— Я догадался. И когда же я успел?

— Было дело. Если вы, конечно, помните всех парней, которых расстреляли собственноручно.

Росс вопросительно приподнял бровь.

— Я вас не помню, Дайлип.

— Мы не встречались лично. Накануне у меня начался жар, лекари решили, что это тиф, и отослали в тыл вместе с обозом.

— Сожалеете об упущенной возможности? — невозмутимо полюбопытствовал Джевидж.

— А вы жалеете?

— Я? О том, что расстрелял трусов, даже не попытавшихся защитить раненых, сестер и лекарей? — вопросом на вопрос ответил Росс.

— От драгун? Вы смеетесь? Никто не устоял бы! Никто! Это выше не только человеческих, но и магических сил!

Дайлип почти кричал на бывшего генерала, который не погнушался стать в ряды расстрельной команды, лишь бы наказать дезертиров. Мало кто среди чародейской братии не знал этого эпизода из жизни лорда Джевиджа, о нем помнили и не давали забыть самому Россу. А уж какие эпитеты давали! «Кровавый мясник» — самое мягкое поименование.