Ничего неизменного - [59]

— Патологически честным тебя не назовешь, — сказал Хасан, — что ж ты выбираешь такие неудобные моменты, чтоб сказать правду?

— Так удобных не бывает. Правда всегда не к месту. Я просто… у меня голова другим была занята, и ничего подходящего не придумалось. До сих пор.

— Девушка тебе небезразлична, и просто прекратить отношения ты не хочешь?

— Ну, да. Мы вроде как дружим. Она забавная.

— Судя по тому, что ты рассказал, «дружить» ей надоело.

Он выдержал вопросительный взгляд синих глаз, и в очередной раз недобрым словом помянул ратуна Занозы. Этот serefsiz, будь его душа вечно проклята, мог бы подождать еще несколько лет. Дать мальчику вырасти.

— Эшива, — напомнил он, — Мисато. Ты сам говоришь, что секс дружбе только на пользу.

— Нет, — Заноза помотал головой. — Нет, ты что? Она просто была под кайфом! Она — живая! И девственница, к тому же. Ей восемнадцать. Ей еще замуж выходить. И вообще… Нет. И она католичка. Она ничего такого даже не думает.

— Ты чуешь наркотики, как полицейский спаниель. Если бы девчонка была под кайфом, ты бы понял это раньше, чем увидел ее. Мальчик мой, по-твоему то, что ей восемнадцать, то, что она католичка, и то, что она невинна, каким-то чудесным образом влияет на гормоны и природу? Дело может быть и в том, что она за свои восемнадцать лет просто никому не приглянулась?

— Ну, тебе-то уж точно.

Вопреки обыкновению, Заноза не кинулся защищать свою даму и доказывать ее неотразимость. Он, похоже, никогда и не воспринимал Берану как настоящую девушку. Тем сильнее удивился, когда выяснилось, что она все-таки настоящая, и может быть весьма настойчивой. Может быть опасна сама для себя.

Вот что его пугает. Вот о чем он думает. О том, как ее обезопасить.

— Одна прическа чего стоит, — заметил Хасан.

— Чувак, ты делишь дом с англосаксом, который красит глаза и ногти, тебе ли удивляться, что мулатка носит дреды? И все равно — нет. Она ребенок.

— Научи ее собирать Лего, это займет вас обоих. Погоди… — Хасан поднял руку, и Заноза, уже растопыривший все колючки, тут же снова стал внимательным и притворился послушным. — Живые девушки должны жить среди живых, интересоваться живыми парнями, выходить за них замуж и рожать живых детей, так ты рассуждаешь?

— С замужеством и детьми везет не всем, но да, хотелось бы, чтоб Беране повезло.

— А ты — романтический эпизод… — Хасан хмыкнул, — очень романтический, в этом тебе никто из живых не соперник, но романтические эпизоды не должны ломать жизнь, верно? Притом, с твоей точки зрения, секс ломает жизнь любой живой, незамужней девушки, и я с этим даже спорить не буду, за полной бесполезностью.

Заноза кивнул.

— Как-то так. Только у меня вся романтика для Лэа. А с Бераной мы просто… не знаю. Я ее стрелять учу. Плохо что, — он поморщился, — это зашло куда-то. Не туда. И никто из живых не соперник. Это хуже всего. Это я понимаю. Живым с мертвыми не тягаться.

— Ты обаятельный, у тебя есть дайны убеждения, и ты неплохо разбираешься в людях, если только это не влюбленные в тебя девушки. Можешь ты сделать так, чтобы Беране понравился кто-то другой?

Похвала сработала — колючки полностью улеглись. Заноза размышлял всего пару секунд. Потом удивленно улыбнулся:

— Слушай, это так… очевидно. Почему я сам не придумал? Не-не, молчи, не хочу этого слышать. Хасан, ты очень умный. Даже иногда умнее меня. Если подопрет, если некуда будет деваться, я так и сделаю. Но без дайнов. С дайнами не честно. Нельзя. Только… как выбрать? — в его взгляде вновь появились недоумение и злость на то, что есть вещи, которых он не знает, — как это делают? Ты умеешь?

— У меня было два сына. Ни одной дочери.

— Дальше ты должен сказать: «хвала Аллаху».

— До этого момента я полагал, что хотел и дочку тоже, — Хасан ухмыльнулся. — Но ты прав, выбирать ей подходящего мужа и отгонять неподходящих — очень утомительное занятие. Ты уверен, что готов?

— Да иди ты! — отозвался Заноза неубедительно. — Составлю список обеспеченных тарвудских холостяков и запущу рэндомайзер. Без разницы, кто ей достанется, она любого под себя доработает.

— Даже иногда умнее! — повторил Хасан, когда Заноза вымелся из кабинета. — Ты это слышал, Мухтар?

* * *

Ее маму звали Сиобах. Такое странное имя. Мама никому не разрешала переделывать его, менять на что-нибудь испанское, на что-нибудь человеческое. Она очень сердилась, если ее имя произносили неправильно. Только никому дела не было. Мама Бераны была сумасшедшей. Сиобах Чокнутая, вот так ее называли. Или просто «та, чокнутая». Ее душа жила где-то в другом месте, не там, где было тело. Она не умела говорить по-испански, никогда не училась, даже и не пробовала, и никто не понимал ее языка. Никто, кроме Бераны. Они жили в таверне в гавани, очень близко к морю, ближе селились только рыбаки. Лазаро, трактирщик, дал им крышу над головой, подкармливал и не брал денег. Берана помогала ему, сколько себя помнила, наверное, с первого дня, как смогла унести хотя бы одну тарелку с объедками. А к маме Лазаро иногда приходил по ночам. Иногда — он, иногда (очень редко) другие мужчины. Другие всегда были кабальеро. Лазаро знал свою выгоду, умел правильно распорядиться всем, что имел.