Ничего кроме правды - [25]

Действительно, Эрика вернулась ко мне. Я хотел стереть свою ошибку, приносил домой цветы, мы ходили гулять, катались на велосипеде. Я был милым супругом. Но, честно говоря, это было ни что иное, как фасадная краска, под которой скрывалась трещина. Я хотел испытать все средства, а потому предложил: «Слушай, Эрика, как тебе идея отправиться в турне всем вместе, с Марком? Тогда у нас будет больше времени друг для друга».

Первые два дня прошли, без сомнения, хорошо. Марки пролепетал свои первые слова: «Пап — Пап–пап» и «Авто–авто–авто». А я был как раз с ним в этот важный для него момент. Я был действительно горд собой. Когда он размахивал своей бутылочкой в салоне первого класса «Луфтганзы», мне приходилось спешно вытирать пиджак соседа: «Простите! Вам сюда чай попал!»

На третий день пришла серая реальность. Фридерик Габович, фотограф из «Bravo», подошёл ко мне и испуганно начал: «Слушай, Дитер, твою жену никуда нельзя брать. Она же всегда говорит правду!» Накануне Эрика громко выдала: «Дитер, да они же здесь все подхалимы и жополизы!»

Может, такое можно было бы стерпеть, но мы как раз прибыли в Мадрид. Марки бежал вдоль стены отеля, и вдруг упал в бассейн. Я закричал: «Марки!» и прыгнул за ним. Мне никогда не забыть глаз моего сына, лежавшего там, на дне бассейна и глядевшего на меня. Эрику это доконало.

Кёльн принёс не много радости. Марк споткнулся о металлическую ступеньку трапа. Когда Эрика попыталась поднять нашего кричащего сына, у него над правой бровью обнаружилась зияющая рана, как от удара топором. «Мой ребёнок! Мой ребёнок! Кровь! Кровь!» — Эрика чуть не потеряла сознание. Марка отвели к врачу, где его заштопали, а потом Эрика схватила ребёнка подмышку и сбежала с ним домой, в Гамбург.

Вот и всё, что касалось совместных путешествий. В следующий раз, когда мы возвращались из ещё более длинного турне из Москвы, где со мной обходились, как с королём, и фанаты кричали: «Дитер! Дитер!», а дома меня приветствовал душный воздух супружеского гнёздышка: «Прикрывай дверь туалета за собой — сказала Эрика — ты же знаешь, ребёнок ходит в кошачий туалет».

Вскоре фасадная краска облупилась, осталась только, так сказать, видимость супружества, только с более жёсткими правилами. Вернувшись из своего последнего путешествия в Ниццу, по тому, как Эрика спускалась в мою студию в подвале, я понял — надвигается гроза.

«Привет, Эри…» — это я ещё успел произнести. Я потом — бах! — что–то ударило меня по голове. На этот раз «чем–то» оказалась гитара стоимостью в 1200 марок. В моём чемодане Эрика обнаружила трусики дамы по имени Джинни. Джинни выглядела как младшая сестричка Уитни Хьюстон, это был мой первый опыт общения с девушкой с генами шоколадки. Собственно, это была подружка сына Удо Юргенса, но Юргенс–младший не знал, что мы, так сказать, были партнёрами по бильярду, и что я тайком взял Джинни в Ниццу.

Попрощавшись с Марлен, я похоронил своё стремление изменить имидж в одежде. Я его просто игнорировал. С того времени семья Болен появлялась на людях в розово–голубых мешковатых одеяниях. Мы стали живыми манекенами фирмы «Адидас». Дело в том, что в результате рекламной кампании выяснилось: нас обожает именно молодёжь. Собственно, ничего не надо было выяснять, достаточно было лишь посмотреть на чарты. «Эй, Дитер! Супер! Ты так популярен! Твоему стилю одеваться хотят следовать все! А эта кроссовка на обложке! Это нужно как–то использовать!» С того момента раз в две недели в дверь звонил посыльный и выдавал картонную коробку, битком набитую спортивными костюмами из парусины карамельного цвета. А всё семейство Болен носилось вокруг. Как будто 365 дней в году мы собирались в кемпинг.

Конечно, теперь я иначе отношусь к этому, а тогда не задумывался особо. На тему «стиль жизни» я больше не говорил. Я решил, что это простой, удобный и, прежде всего, дешёвый способ решить проблему обмундирования.

4 ГЛАВА

Нора или последний гвоздь в крышку моего гроба

Всё чаще Томас приходил к нам в Бергштедт в гости и брал с собой свою подружку — девятнадцати лет, со светлыми волосами, самоуверенную забияку из Кобленца, метр восемьдесят ростом. Имя — Нора Баллинг. С ней он как–то переночевал под нашей крышей. Никакого неудобства она не причиняла, за исключением того, что для разговоров всегда выбирала одну и ту же тему — различные виды туши для ресниц. Эрика вся в поту сидела рядом, а Марки с любопытством слушал, закатив глаза. Тогда как нам с Томасом требовалось десять минут, чтобы добежать через лес до «Старой мельницы», чтобы чего–нибудь перекусить, Норе требовалось не менее часа, чтобы переодеться к ужину.

Когда вышел второй хит Modern Talking, она начала вмешиваться в наши дела. Она была как рыбья кость в горле, которая только царапает глотку, не двигаясь ни вперёд, ни назад, а только поперёк.

«Давай встретимся, нам срочно нужно кое–что обсудить!» — неожиданно заявил Томас. Мы договорились встретиться в восемь вечера в гамбургском отеле «Интерконти». Почему–то «Старая мельница» в лесу и Бергштедт показались ему неподходящим местом. Я вошёл сквозь вращающуюся дверь в «Интерконти» и увидел его сидящим с Норой. Оба держались за руки, оба прекрасно одеты, с новенькими золотыми часиками на запястьях.