Ничего хорошего - [9]

Когда я закончила писать, в кабинет вошла Сара Бреннер с кипой блокнотов и папок.

— Я еще не на работе, — объявила она, покачав головой. — Сейчас хлебну кофе, тогда и приступлю — моя мучительница не давала мне спать всю ночь. У нее режутся зубки.

Эта педантичная молодая женщина с юридическим образованием, очаровательная и покладистая, ухитрялась работать над любым заданием так же усердно, как я, и при этом еще справляться с требовательной годовалой дочерью, у которой была кошмарная привычка вцепляться в мать и вопить именно тогда, когда Сара собиралась заснуть. Теперь она ждала второго ребенка, но все равно у нее было больше сил и энтузиазма, чем у половины адвокатов, с которыми мне приходилось тесно сотрудничать в расследованиях.

Сара вернулась от кофейного автомата и села за стол напротив меня.

— Не хочешь забрать ее ночи на две? Пробудить материнский инстинкт и все такое?

— У меня есть свой мучитель. Чэпмен. Разбудил ни свет ни заря и повесил на меня это дело. Конечно, мне хотелось бы над ним работать, если шеф позволит, но я откажусь, если тебе придется тяжело.

— Не говори глупости. Мне рожать только через пять месяцев. У меня отличное здоровье, и лучше уж я буду здесь, чем дома. — Помолчав, Сара добавила: — Я все ждала, когда тебе дадут дело, которое тебя заинтересует. Тебе нужно что-то сложное, чтобы ты пришла в себя. А я разберусь со всем остальным. Обещаю. А что за дело?

Я рассказала ей все, что узнала и увидела в больнице, а также какие задания раздал подчиненным лейтенант Петерсон.

— У меня только одна просьба: разберись с этим делом до того, как мне пора будет рожать. Я не хочу рожать дома, как в каком-нибудь «Ребенке Розмари», но страшно даже подумать, что в больнице может шастать псих. Ты еще не смотрела прошлые дела. Я хочу сказать, это были случаи в разных заведениях и в разное время, но все равно очень познавательно.

За то время, что я проработала в отделе по расследованию сексуальных преступлений, мне довелось расследовать и представлять в суде многие из этих дел, но мы никогда не рассматривали их как единую картину. Мы с Сарой стали навскидку называть дела, которые первыми приходили на ум, в основном те, что недавно упоминались на допросах или в полицейских сводках. Когда в десять часов пришли мои стажеры, Максин и Элизабет, мы поручили им проверить архивные данные за десять лет по каждой жертве или подозреваемому, которые имели отношение к делам о сексуальном насилии в больницах Манхэттена.

— Обращайте внимание на каждое дело, где больница упоминается не в связи с осмотром жертвы, а также на те, где есть слова «доктор», «медсестра», «лаборант», «пациент психиатрической клиники» или еще что-нибудь, так или иначе связанное с медицинским учреждением. Снимите с этих дел копии для меня и Сары. Мне нужны результаты сегодня к вечеру.

Вскоре пришла Лора и получила такое же задание, только просматривать она должна была компьютерные файлы. Бумажные архивы у нас древнее того, что хранится в компьютере, но поиск пойдет быстрее утомительного просмотра подшивок, накопившихся у нас с Сарой за годы работы в отделе, — это самая большая в мире подборка материалов по сексуальным отклонениям.

— У тебя есть еще поручения для меня на утро? — поинтересовалась Сара.

— Нет. Ко мне с минуты на минуту должна прийти Марджи Барроуз. Я собираюсь передопросить одну из ее свидетельниц. Она не задала ей несколько важных вопросов.

И в этом нет ничего удивительного. Барроуз сама напросилась к нам в отдел, и мы дали ей в разработку , два дела, но под нашим наблюдением, чтобы проверить ее профессиональные навыки. У нее было необходимое при работе с жертвами насилия сострадание — черта, которая напрочь отсутствует у некоторых прокуроров, — но еще не выработалась хватка на несоответствия в показаниях. Это важное качество, которым прокуроры вроде Сары Бреннер, похоже, обладают с рождения, тогда как некоторым не удается приобрести его вообще.

Сара ушла как раз в тот момент, когда Марджи подошла к моей секретарше. Я пригласила ее в кабинет и поставила третий стул для свидетельницы, подавшей жалобу, Клариты Салериос.

Я пересмотрела записи Марджи. Салериос было сорок семь, она работала клерком в транспортном отделе большой компании. Разведена, взрослые дети проживают в Доминиканской Республике. Недавно она впала в сильную депрессию из-за смерти бывшего мужа, с которым пыталась наладить отношения. По совету приятельницы обратилась к santero[6] — Анхелю Кассано, шестидесяти шести лет, которого недели две назад арестовали за попытку ее изнасиловать.

Я представилась Кларите и объяснила, что, хотя Марджи уже допрашивала ее, некоторые моменты остались для меня неясными. Например, почему santero?

— Да-да, мисс Алекс. Я отвечу на все ваши вопросы. Думаю, по-английски вы называете его «знахарь».

Мне, конечно, следовало сосредоточиться на показаниях свидетельницы и не вспоминать о Джемме До-ген. Но ни в одном из сотен дел, попадавших ко мне за десять лет, ни разу не упоминалось о «знахаре».

Кларита рассказала, что несколько месяцев назад пришла к обвиняемому, чтобы он помог ей пережить смерть мужа. Для начала Анхель — очень подходящее имя для его занятия — отвел ее на кладбище в Квинсе, где покоился сеньор Салериос, и провел там несколько ритуалов. Так как он был почти слеп, то попросил проводить его домой, и Кларита согласилась. После четвертого или пятого такого путешествия он пригласил ее зайти к нему для проведения дополнительного ритуала.