Ницца la Bella - [3]
Был вечер, теплый, но не душный; у моря чувствовалась даже приятная прохлада, хотя ветра не было. Море даже не плескало, а только словно ласкалось о берег, и все большие звезды отражались в нем золотыми дрожащими нитями.
По мелкому песку шла Ницца, за нею Мандрони вел ее пожилую тетку. Мандрони был не так скучен, как всегда: он рассказал Ницце о своих дарданельских приключениях, и Ницца должна была сознаться, что приключения очень интересны и что он умеет рассказывать их скромно, не подчеркивая своей роли.
— Oh! Sediam un po [16], - застонала утомленная тетка.
Но Ницца всматривалась вперед и шла дальше.
Шагах в тридцати, где заливчик замыкался скалою, стоял Сандро в своей красной рубашке. Альмавива [17] лежала на песке; Сандро выбирал камни и, изгибаясь, кидал их в море, так что они рикошетом перескакивали по темной воде, вспыхивавшей от ударов фосфорическими серебряными брызгами.
— Мадонна! — воскликнул в комическом ужасе Мандрони. — И это — занятие для чиновника и поэта?! Ах ты, marmot! [18]
Сандро подошел к ним и снял широкополую шляпу.
— Un peu de gymnastique [19], - оправдался он по-французски, из уважения к тетке Ниццы, которая очень мало владела русским языком. — А что касается моей поэзии, то, право, мне уже кажется, что теперь — basta. Уж больше месяца пера в руки не брал.
— Старая песня, — сказал Мандрони, а Ницца удивилась.
— Разве вы поэт?
— М-м, — отвечал Сандро, опуская голову, — к сожалению…
— Согласись, мой милый, что сожаление тут приделано прямо для красоты — finch`e si crede, comme on dit chez nous. Eh? [20]
Сандро оживился.
— Ей-богу, нет! Я тебе не скажу, чтобы всегда, но очень часто я бываю в таком настроении, что согласился бы сделаться кем угодно, только чтоб не иметь в своем формулярном списке двух поэм. О, черт возьми! Испытал бы ты это, мой почтенный друг — смотрят на тебя не как на simple homme comme il faut [21], а… черт знает что… как на аппарат для высиживания стихов.
— Тсс… ты уже путаться начал, — испугался Мандрони, — представь, а я как раз хотел просить тебя прочесть что-нибудь свое мадемуазель Ницце. Вот бы ты был благодарен, а?
Сандро сразу затих.
— Вот что, — пробормотал он по-русски. — Положим… Вечер сегодня очень хороший, и мадемуазель Ницца очень славная барышня. Да и у меня на душе что-то очень поэтично сегодня. Eh, bien, ainsi soit-il [22]. Вы позволите? — обратился он к тетке.
Он читал свои стихи просто, как будто рассказывал, и красивые перекрестные рифмы очень нравились Ницце.
Это была история молодой дикарки из горной деревни на Кавказе. Она полюбила русского пленника и спасла его. Но русский не мог любить ее, потому что его сердцем владела другая, — и эта другая была недостойна ни его, ни молодой черкешенки. А черкешенка все-таки спасла русского, распилив его цепи в тихую лунную ночь. И когда они расстались, она долго смотрела вслед беглецу. Он оглянулся и уже не увидел ее, а увидел только струистые круги да пену в волнах горной речки.
Когда Сандро окончил, тетка встрепенулась и сказала: c'est touchant [23], Мандрони поблагодарил его, а Ницца молча сидела на альмавиве поэта и смотрела на темно-синюю воду. Когда зыбь набегала на подводные камни, вокруг них тоже играли и сверкали струистые круги.
Ницца шла по деревянным настилкам к купальням. Она немножко исхудала и побледнела за последние недели, но это ее не портило.
Кто-то нагнал и окликнул ее. Это был Сандро. Альмавивы на нем не было, а вокруг шеи было обернуто мохнатое полотенце, концы которого развевались за спиною. Он был тоже очень печален; Ницце даже казалось, что ему вовсе не до беседы с нею и что он с трудом подыскивает темы для разговора. Она еще больше ушла в себя.
— Что это с вами? — спросил он. — Для невесты, свадьба которой через месяц, такое настроение не подходит.
Она холодно ответила:
— Вы могли бы и не заговаривать об этом.
Ее сразу охватила злоба на этого Сандро. Зачем он вмешался не в свое дело? Зачем он уговаривал ее выйти за Мандрони? Положим, они давно помолвлены; положим, Мандрони ее любит, и она тоже… когда-то… Но все-таки…
Он сказал:
— Ваша тетка жалуется, что вы ее как-нибудь уморите: вы заплываете обыкновенно так далеко, что вас даже не видно. Экая вы храбрая какая!
— А вы бы, конечно, побоялись. Не судите по себе, — злобно и презрительно сказала она.
Он приостановился.
— Что-о? Побоялся бы? Bene [24]. Посмотрим. Сейчас возьму у сторожа полный купальный костюм — и посмотрим, кто лучше плавает.
Солнце стояло уже низко. Вода была спокойна и не очень тепла.
Ницца тихо, но уверенно и мерно проводила по воде обнаженными руками, и вода вокруг нее не пенилась, а только рокотала. Ее волосы были подобраны высоко на темени и придавали ей какой-то лукавый и веселый вид. И точно, тоска ее исчезла.
Она уплыла уже так далеко, что купальни только неопределенно белели где-то на берегу. Никто не увидит. Она немножко приподняла голову и плечи и оглянулась.
