Ни слова правды - [90]

На палубе стояли давешние автоматчики и незнакомый молодой парень, который, улыбаясь, помахал мне рукой и показал большим пальцем вниз: мол, смотри туда.

Я нырнул и увидел трех аквалангистов, двое в полном снаряжении, с ножами на икрах, с диковинными автоматами в руках. На плечах и спинах «ихтиандров» красовались эмблемы Лобаня. Третий пловец – девушка в бикини, что меня здорово смутило, но я взял себя в руки, не красна девица, в конце концов. К правому запястью нимфы был привязан черный мешок. Девушка жестом попросила приблизиться, я призывно махнул рукой и всплыл на поверхность отдышаться. Из воды вынырнула симпатичная женская головка в маске.

– Господин, наденьте маску и аппарат, если пожелаете, я покажу вам местные красоты, – на чистом русском промолвила чернявая красавица с оливковым телом, явно местная уроженка, двусмысленно указывая пальцем вниз.

Она помогла мне приладить оборудование, и мы отправились на прогулку, в царство Тритона. Кругом сновали разноцветные рыбы, повсюду причудливо изгибались диковинные кусты кораллов. Мы еще поплавали немного, но я свернул приятное путешествие, все-таки трудно наслаждаться видами, когда друг в опасности, да и размахивание мошонкой в присутствии малознакомой девушки не позволяет до конца расслабиться.

Я показал красавице наверх. Когда мы всплыли, подошел катер. На борту меня одели в белые шорты и футболку с неизменной эмблемой Лобаня. На берегу меня ожидал Беппе, со мной на пляж высадились только автоматчики, нимфа сотоварищи унеслась в синеву, оставляя пенный шлейф.

Беппе выглядел усталым, но довольным. Я спросил:

– Как он?

Доктор немедленно ответил:

– Лучше, чем был! Плечо зафиксировали, яички, надеюсь, удастся оба спасти. При более детальном осмотре установлено, что повреждения правого яичка следующие: семявыводящий проток оборван, придаток яичка деформирован, но не критично. А чтобы понять, что же, собственно, с яичком, необходимо знать общее строение этой парной железы внешней и внутренней секреции, а именно: интересующий нас орган представляет собой комплекс долек, заключенных в прочную общую капсулу и отделенных друг от друга промежуточными перегородками. Каждая долька – это несколько семенных канальцев длиной 30–40 см, плотно уложенных в общий комок. Из клеток, выстилающих их стенки, начинают развиваться сперматозоиды…

– Доктор, избавьте меня от этой лабуды, а то у меня сейчас произойдет непроизвольное выбрасывание содержимого желудка через рот из-за спазматического сокращения мышц диафрагмы[129], – не выдержал я. – Что с этим комком?!

– Уцелел, – не смущаясь продолжил доктор, – несмотря на чудовищное давление, почти без повреждений: в самый последний момент, перед тем как бедра Чирчу сомкнулись, общая капсула проскользнула чудесным образом наверх. Виктора скоро увезут в мою клинику, ему нужны особые условия для содержания. Он по-прежнему в искусственной коме, поэтому прощание не имеет смысла. Я пришел вас встретить не поэтому. Вам пора, причем срочно, изучить некоторые навыки, без которых ваше выживание будет зависеть от других… э, существ. А любая зависимость – это щель в броне. Милости прошу.

– Когда начнем? – с нетерпением спросил я: мне очень хотелось чем-нибудь заняться, любые действия отвлекают от бесконечных пугающих дум.

Доктор удовлетворенно кивнул и указал на небольшой электромобиль, припаркованный неподалеку. Через несколько минут поездки по извилистой асфальтовой дороге мы остановились у белого павильона, уютно спрятанного в зелени. Когда я вышел из экологически безвредного транспорта, то увидел, что стоящий на горе дом стал выше: его крыша раскрылась подобно картонной коробке. Оттуда вылетел вертолет и взял курс на запад. Одна загадка разгадана: в параллелепипеде сверху жилых помещений – взлетная площадка.

Внутри павильона стояли два белых кожаных кресла, по стенам висели большие зеркала и картины. Другой мебели не было. Пол и низ стен были оббиты жестью.

На картинах был изображен один и тот же сюжет: монах в оранжевых одеждах уходил прочь по заснеженному полю. Причем на каждой картине он был все дальше, а на последней монаха уже не было видно, осталась только цепочка следов.

Беппе проследил за моим взглядом и пояснил:

– Эти полотна принадлежат кисти китайского художника Тай Ху. Согласно легенде, хунвэйбины[130] осадили дом художника зимним вечером 13 декабря 1966 года. Утром следующего дня они собирались устроить свои любимые вакханалии: заставить, на их взгляд, зарвавшегося деятеля искусства извиняться перед великим народом Китая, стоя на коленях, а после избить его и отправить в тюрьму. Но на этот раз спектаклю не суждено было состояться: Тай Ху не нашли в его доме. Осталась только картина: снег и цепочка уходящих вдаль следов. До сих пор считается, что художник сбежал от врагов в собственную картину. Даже материалисты-хунвэйбины так решили, и картину сожгли. Но огонь уничтожил всего лишь вещественного сомбрэна, а здесь представлен подлинник, не имеющий цены. Саппо приказал художника и его картины спасти. Тай Ху творит и сейчас, на соседнем острове. Но, как ни приятно говорить о живописи, мы здесь для изучения другого искусства: вы должны срочно научиться противостоять Койсанат