НГ (Не Говори) - [51]

Этот ребенок мог быть моим. Тогда я понял, что не могу отдать единственного родного человека в этом мире тому, у кого и так есть все. «Он мой», – бесцветно произнес я. Акила нервно уставилась на мужа, ожидая его реакции. Брат вопросительно взглянул на меня. «Этот ребенок мой, Малик». Поведав обо всем другу, я подошел к Акиле, которая с ненавистью смотрела на меня. «Он сказал, что ты ищешь вторую жену!» воскликнула женщина, падая на колени. Малик остановил ее жестом и произнес: «Сейчас я говорю с моим братом». Я думал, он выгонит меня с позором из своих владений. Прогонит и Акилу. Но он только сказал:

«Я прощаю вас», – и ушел в свою комнату. Акила набросилась на меня, теряя рассудок: «Он не твой! Если бы он оказался твоим, я бы лучше убила его еще в утробе! Убирайся!» И я ушел.

Я бы мог попробовать бороться за возможно своё чадо, но это не принесло бы мне счастья. Акила никогда не стала бы моей женой, а растить ребенка один я бы не смог.

Кабир замолчал. Все знали, что он пытается продолжить свой рассказ, но остальное не имело значения.

– Давайте поблагодарим Кабира за то, что он поделился с нами своей историей.

– Спасибо, Кабир, – дружно пронеслось в полумраке.

Еле различимые лица смотрели друг на друга, гадая, кто будет следующим. Но главный интерес представлял Джанджи. Единственное, что могло разбавить однообразие здесь – вновь пребывшие. Каждый помнил свое появление. Каждый знал, что при этом чувствуешь. У тебя куча вопросов, ты пытаешься их задать, но понимаешь, что все, что ты говоришь, только ты и слышишь. Единственное, что позволено тебе произнести – твоя история. Это не зависит от твоего желания. Ты просто начинаешь говорить, как только тебя выбирают.

А однообразные приветствия и благодарности ты произносишь, сам того не замечая, будто тебя дергают за веревочку, как марионетку, безвольно замечающую, что ее рука поднята. Ты можешь желать закричать, обозвать, унизить оратора, но все, что ты говоришь по окончанию его рассказа «спасибо».

Вначале ты поражаешься некоторым из историй, не желая находиться с подобными людьми в одном месте. Ты не понимаешь, как мог оказаться здесь рядом с ними. Презираешь их. Но потом перестаешь удивляться и негодовать. Лишь слушаешь… Это единственное, что отвлекает тебя от собственных мыслей и чувств, во власти которых находишься большую часть времени.

– А теперь давайте послушаем Джанджи.

Новенький оглядывается по сторонам, ища ответа в незнакомых лицах. Мы видим его изумление, когда он вдруг начинает рассказывать свою историю. И знаем, что он понимает, что говорит… Никто и никогда не объяснял нам, что именно мы должны поведать остальным.

Все знают, с чем приходят сюда. Как бы кто ни хотел поделиться самыми яркими и радостными моментами своей жизни, это здесь не дано.

Даже оставаясь наедине с самим собой, ты не можешь их воспроизвести в сознании, оно все заполнено твоей историей…

Я был единственным ребенком в семье. Еще в преддверии официального введения политики по контролю над рождаемостью мать с отцом были приверженцами подобных взглядов, отобрав у меня всякую надежду на братика или сестренку. Родители старались компенсировать мое одиночество бесконечной любовью, одаривая подарками и комплиментами. Они всегда говорили, что я самый красивый и самый лучший. Я им поверил. Замечать, как на меня смотрят окружающие, я начал, еще будучи в школе. Девочки мечтали, чтобы я подарил им хоть взгляд, мальчишки же завидовали моим силе и уму. Я пользовался популярностью среди и тех и других. Одни хотели стать моими друзьями, иные любовницами. Поначалу мне это было интересно и приносило радость, потом приелось и стало восприниматься как должное. Если встречалась строптивая девица, отвергающая мое внимание, я с презрением смотрел на нее и делал все, чтобы добиться расположения, затем исчезал из поля зрения, наказывая за изначальное пренебрежение.

Я всегда получал, что хотел: игрушки, вещи, людей…

Закончив школу, я не мог поступить никуда кроме как в лучший университет на радость родителям и зависть окружающим. Закончив Бэйда по специальности психология, я начал практику, устроившись в «Хунфэн».

Однажды ко мне на прием пришла девушка. Ее звали Суиин. Начав делиться своими проблемами с сожителем, она вызвала у меня отвращение. Ее история мало чем отличалась от других, но, возможно, она напала на не лучшее расположение моего духа. Честно говоря, порядком поднадоели эти безвольные клуши, а она оказалась последней каплей. Маленькая, ничем не примечательная женщина, терпевшая издевательства своего избранника выглядела жалко, теряя все человеческое достоинство. Когда я спросил, что она хочет от меня, она сказала, что ждет совета, как изменить его. «Зачем?» – спросил я. Она ответила, что любит. Мне же было явно видно, что причиной тому была ее никчемность. Страх ненужности и одиночества. Тогда я решил подтвердить свою догадку, предоставив ей альтернативу. Как один только я и умел, начал оказывать ей еле заметные знаки внимания, наблюдая, как та расцветает на глазах. Спустя несколько приемов, она сообщила, что ушла от своего друга, и пригласила меня на обед, сказав, что угощает. Я согласился, считая трапезу заслуженной и довольствуясь успехом своего плана.