НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 19 - [62]

— Ким, ты знаешь разницу между желанием и умением?

— Желания могут быть как угодно велики, — сказал Ким, — а умение конкретно.

— Примерно так. И по-моему, Ким, лучше не принижать желания до твоего умения, а наоборот. Я за мечту, Ким. Нужно уметь то, чего никто не умеет. Знать то, чего никто не знает. Увидеть то, чего до тебя никто не видел…

2

Ким опаздывал на урок. Подбегая к школе со стороны летнего бассейна, он увидел мелькнувшее в кустах золотистое платьице и перешел на шаг.

— Подержи, — требовательно сказала Ольга и протянула Киму две большие биты. Пошла рядом, посматривая на Кима, чему-то усмехаясь.

— Слушай, — сказал Ким, — а ты лично сделала какое-нибудь открытие?

— Вот еще, — вскинула взгляд Ольга. — Я лентяйка. Тебе понравился папа?

— Какой папа? — не понял Ким.

— Учитель.

— Он твой отец?

Ким был окончательно сбит с толку. Отец, который требует необъятных стремлений, и дочь, уверяющая, что она лентяйка…

— Сейчас принято, — рассказывал учитель Астахов, — делить историю космонавтики на два периода: планетный и звездный. Звездный ведет отсчет с момента, когда стартовал к Проксиме Центавра «Победитель», первый звездолет на кварковых двигателях.

Экспедиция ушла к звездам, когда Кедрин на Марсе еще не закончил расчетов. Только пять лет спустя он доказал, что скорость света можно увеличить во много раз. Опыт Кедрина повторили, и очень скоро со стапелей сошла «Аврора» — первый звездолет с фотоускорителями. «Аврора» ринулась вслед «Победителю». Где-то среди планет Проксимы корабли встретились. Командиру «Победителя» Голованову и его экипажу предложили перейти на «Аврору». Голованов отказался, и звездолеты разошлись.

Вскоре на «Победителе» вышел из строя реактор, и его катапультировали. До Земли корабль мог дойти и на втором реакторе, но о продолжении исследований не могло быть и речи. «Победитель» ушел к Солнцу, сообщив на «Аврору» об аварии.

Люди боролись до конца и привели «Победителя» к базе на Плутоне. Они стали героями. Но подумайте, ребята, в чем же героизм Голованова? Его полет — типичный пример нежелания подчиняться диалектике жизни. Кроме того, на примере Голованова воспитываются миллионы ребят. Учатся идти до конца, когда разумнее остановиться…

Вот все, что я хотел вам рассказать, прежде чем вы начнете изучать элементы кварковой техники.

— Я знал, что ты подойдешь ко мне, — сказал Астахов. Занятия кончились, ребята разошлись, кто домой, кто в школьный интернат.

— Разве Голованов не был прав? — ожидание притупило запальчивость Кима, он говорил теперь более рассудительно, чем сам того хотел. — Земля доверила ему корабль. Он не мог покинуть машину. Я читал, видел: раньше летчики спасали горящие самолеты, капитаны не уходили с тонущих кораблей.

— Это другое, — покачал головой Астахов. — Героизм летчиков-испытателей выше головановского, потому что имел смысл. Люди всегда ошибались, но ошибки бывают разными. Мне потому и не нравится отношение к «Победителю», что из этой истории не извлекли нужного урока.

Ким промолчал, его покоробила фраза «люди всегда ошибались». Учитель умен, но настолько ли, чтобы судить об ошибках всех людей Земли? Астахов по-своему расценил молчание Кима, сказал:

— Я живу рядом. Пойдем, я покажу тебе, какие бывают ошибки.

Киму сразу понравилось у Астахова. Поражала невероятная для жилой квартиры библиотека — десятки тысяч книгофильмов стояли на стеллажах, занимая всю площадь стен от пола до потолка. Ольга сидела в кресле и смотрела приключенческий фильм — в глубине стереовизора, покачиваясь, бродили динозавры, не обращая никакого внимания на опустившийся неподалеку дисковидный звездолет пришельцев. Увидев вошедших, Ольга выключила аппарат.

— Сколько книг! — сказал Ким.

— Это не книги, — тихо отозвался Астахов. — Это свалка.

— Так папа называет свою коллекцию, — объяснила Ольга. — Здесь идеи, сверху донизу, и этажом ниже, в подсобнике.

Астахов остановился перед стеллажами, любовно провел ладонью по выпуклым бокам капсул микрофильмов. Достал одну, включил проектор. Заструился морозный утренний воздух, где-то далеко внизу плыла река с городом на берегах, а Ким летел, стоя на палубе странного сооружения — это был корабль девятнадцатого века с узкой кормой, длинным форштевнем, с обитой железом палубой. Мачты уходили высоко вверх и не несли парусов — на их верхушках вращались пропеллеры, создавая подъемную силу.

— Робур-завоеватель, — сказал Ким, воображая себя на палубе «Альбатроса», крепко стоящим на широко расставленных ногах, а город внизу, конечно, Париж, жители которого с ужасом следят за полетом таинственного корабля. Изображение распалось, Астахов отключил проектор.

— Мертвая конструкция, — сказал он. — Направление было прогрессивно — аппараты тяжелее воздуха, и принцип геликоптерных винтов верен, а конструкция подвела. Здесь у меня все идеи, конструкции, проекты — мертвые. То, что не вышло. То, что не было додумано. То, что оказалось неверным в принципе. Все отрицательное, что наука сотни лет сбрасывала за борт. Шлак. Издержки. Понимаешь?

— Д-да, — протянул Ким.

— Ничего он не понимает, — насмешливо сказала Ольга. — Он просто очень воспитанный мальчик.