НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 05 - [9]

Он снова пошел в лабораторию. Сотрудники возвращались с обеда, обмениваясь впечатлениями о сегодняшнем меню. Аспирант Вася расхваливал гуляш, механик Андрей Борисович превозносил лангет, а младший научный сотрудник кандидат наук Интерсон, страдавший язвой желудка, определил обед одним словом — «помои». Он питался протертым супом и рисовой кашей.

— Вам, Кулешов, следует изменить фамилию на Гуляшов, — ядовито заметил Интерсон, обращаясь к Васе. — Тогда ваше пристрастие к этим осколкам барашка под томатным соусом будет генетически оправдано.

— Ваша беда в том, Леонид Самойлович, — сказал Вася, — что вы не занимаетесь спортом. Займитесь физкультурой и у вас появится огромная потребность в мясе. Вы, случайно, не турист?

— Нет. Я язвенник, — ответил Интерсон, зарываясь в бумаги.

Последним пришел Геннадий.

— Что я видел! — воскликнул он. Не ходившая обедать Епашкина оторвалась на секунду от манометра Мак-Леода, подняла очки на лоб и молча посмотрела на Геннадия.

— Я видел, как забирали одного типа в нашем переулке. Чистая работа! Идет мне навстречу мимо нашего института длинный парень. Из стиляг. Урод классический. Нос бананом, глаза — булавки, так и бегают по сторонам. К нему подошли двое, один показал какую-то книжку, парень туда-сюда, они его под ручки, в машину и будьте здоровы. Операция длилась тридцать секунд. Здорово!

— Ты засекал время?

— Ребята, наверное, поехали на именины. Тебе, Геннадий, придется на время воздержаться от чтения книг «Библиотеки военных приключений».

Мильчевский похолодел. Патлача взяли! Взяли на выходе из института. Взяли длинного Патлача, без взаимности любившего красивую жизнь. Нужно что-то срочно предпринять. Поехать домой, сославшись на головную боль и ревматические явления в суставах? Отпадает. Если Патлач расколется, майор Петров прежде всего заявится на квартиру. Значит, нужно прятать здесь. Но не в столе же, конечно.

Внезапно его осенило. Есть! Как это он сразу не сообразил. Склад! Их лабораторный склад для приборов и оборудования. Комната-коридор в полуподвале с одиноким окошком в углу. Отличное убежище!

Через несколько минут Мильч вошел в склад, плотно притворив за собой дверь. Куда спрятать? Неровен час — кто-нибудь нагрянет за прибором и обнаружит продукцию швейцарской фирмы. Можно, конечно, положить в ящик, где лежит всякое барахло, но… это все равно, что прятать в стол. Если Патлач… Да, нужна нейтральная почва, ничейная зона, заброшенный островок.

Его взор остановился на металлическом шкафу, стоявшем под складским окном. Толстый, в палец, слой пыли покрывал его верх. Серо-зеленая краска во многих местах облезла, обнажив ржавое изъязвленное тело. Потемневшая от времени металлическая пластина сообщала, что он изготовлен в Германии фирмой с таким чертовски длинным названием, что его хватило бы для обозначения всемирной корпорации по изготовлению всех сейфов и шкафов.

К немецким дверцам были приварены русские петли, а в них висел огромный амбарный замок, который не запирался. Мильч снял замок и заглянул внутрь. Там стоял ящик с ветошью, банки с машинным маслом, кольца дюралевых трубок и прочий невыразительный хлам.

Мильч быстро засунул коробку с часами под ящик с ветошью, захлопнул шкаф и вышел со склада.

Два часа, оставшиеся до конца работы, тянулись медленно, как ожидание в парикмахерской перед праздником. Наконец все ушли, кроме, конечно, Епашкиной. Мильч задержался под предлогом проверки какой-то схемы. Кто-то сегодня жаловался, что прибор барахлит.

Епашкина вновь и вновь запускала вакуумную установку. Насосы мягко стучали, Ольга Ивановна не отводила настороженного взгляда от шкалы манометра. Мильч бросал пламенные косые взгляды на кандидата физ-мат наук. В поле зрения попадался только кусок чистого выпуклого лба Епашкиной и глаза, казавшиеся за толстыми стеклами очков крохотными голубыми льдинками.

Пропади ты пропадом, мадемуазель! Неужели твоя страстность не может найти более достойного объекта, чем этот Мак-Леод? Разве свет клином сошелся на манометре, придуманном шотландцем? Уважаемая, оторвите на секунду взгляд от стеклянной завитушки и обратите его на прекрасный внешний мир! Там кипит настоящая жизнь, там сосредоточены простые удовольствия, из которых и слагается то, что мы именуем радостью. Все там, за окном: бархатное пиво, сигареты «Шипка», венский балет на льду.

Наверное, сгорела эта лампа. Вечно они горят, проклятые. Надежность, безнадежность. Нужно проверить…

— До свиданья, Роберт, — над самым ухом Мильча пропела Епашкина. Он вздрогнул и посмотрел на часы. Было без четверти восемь. Закрыв дверь за Ольгой Ивановной, Мильч ринулся на склад.

Вот досада, на складе всего одна лампочка и та тусклая, запыленная. Ничего не видно. Днем хоть свет из окошка помогает. Он судорожно рылся в шкафу. Сначала ему показалось, что коробки в том месте, куда он ее сунул, нет. Пришлось выгрести все содержимое шкафа на пол. Коробка лежала на дне, в углу. Мильч взял ее и вытер рукавом. Он подумал, что, собственно, ситуация не изменилась, и часы по-прежнему нельзя везти домой. Пусть они сегодня еще побудут здесь. А завтра… Впрочем, если Патлача взяли, то отдавать товар некому и придется держать его у себя неопределенно долгое время. Несколько мгновений Мильч стоял в раздумье, поглаживая коробку испачканными пальцами.