Незваный гость. Поединок - [10]
— Да откуда вы знаете? — возмутилась Люба.
— Тут и знать нечего. Посмотри на карту. Самый ближний участок к совхозу — Джаман-Кум. Так что оставайся лучше на базе. Вернее дело. Тут тебе холодильник, радиола, и заработать можно больше, чем в степи. Сиди себе и крути арифмометр до потери сознания. И не скучно будет. Жена не едет к Кузину, ты знаешь?
Люба слушала Шелк с возрастающей неприязнью. Все в этой цыганке ей становилось противным. Она уже не могла смириться с тем, что на ней была слишком облегающая грудь майка, узкая и короткая юбка, и на ногах такие босоножки, что хоть пересчитывай пальцы.
— Знаете, уходите, — прошептала Люба. — Я не желаю этого слушать... Уходите!
Шелк передернула плечами.
— Вот чудачка. Я же от души! Разве не понимаешь! Хотела ввести тебя в обстановку.
Шелк повернулась и, не торопясь, спокойненько пошла к палатке Виднова, а уже через минуту они вышли вместе с полотенцами на плечах и направились к озеру. «Купаться», — догадалась Люба, вспомнив, что вчера завхоз делал им выговор за расход пресной воды: придя с озера, они обдавались из бочек, чтобы смыть соль. Вот к теперь пошли. Рука Виднова на плече Шелк. Вчера перед вечером они танцевали твист под радиолу. Смотреть было тошно, а им хоть бы что.
Теперь было не до сна. Люба лежала на койке с открытыми глазами, взволнованная и готовая разрыдаться. Слова Шелк будили сомнения. Вот, оказывается, из-за чего Луговой отвоевал себе Джаман-Кум. Быть поближе к Меденцевой! А она, Люба, причем здесь? Какое ей дела до этого? Она едет на Джаман-Кум работать.
В дверь палатки была видна Жаксы-Тау. На ее вершине белела крохотная пирамидка. Крохотная? Это только кажется. Настоящая пирамида. Люба вдруг представила себе, что это она построила такую громадину, далеко, со всех дорог, видную людям. Теперь она смотрела на Жаксы-Тау ревнивыми глазами, как творец.
«А не подняться ли мне туда? — подумала Люба. — Поднимусь и рассмотрю все. Может быть, не так уж и сложно... Одно дело — когда читаешь, другое — когда посмотришь сама».
Она прикинула глазом расстояние до горы и, как все, впервые оказавшиеся в степи, ошиблась. Здесь расстояния скрадывались, особенно в утреннее и вечернее время, когда все вокруг виделось четким и казалось от этого ближе, чем на самом деле. Люба ошиблась, чуть ли не вдвое, преуменьшив расстояние до Жаксы-Тау.
«Пойду! — решила она бесповоротно. — К завтраку вернусь...»
И вот она на пути к Жаксы-Тау. Воздух свеж, дышится легко. Люба бежит, как на тренировке, вначале следя за дыханием, ритмично работая локтями. Но постепенно забывается, и мысли уводят ее далеко-далеко.
Она уже представляет себя начальником строительного отряда. У нее в подчинении двенадцать человек, караван верблюдов. Она ездит на иноходце, как Луговой. У лошади подстрижена грива... Люба расхохоталась. Надо же так размечтаться! Эх, и глупая же ты, Любка! Наравне со всеми будешь работать, вот что! Рыть ямы, тесать бревна, заливать цементом монолиты. И нечего фантазировать! Для «большой воды» будешь трудиться. Как все.
Мысли о воде будто встряхнули ее. Она вдруг почувствовала, что у нее пересохло в горле. Убавила шаг, оглянулась. Палатки экспедиции, поселок остались далеко-далеко, но гора Жаксы-Тау, к которой она шла, не приблизилась. «Что за наваждение? — подумала Люба. — Не вернуться ли?»
В висках начинало стучать, подламывались колени. Хотелось хоть на минуту укрыться в тени, хотя бы спрятать от солнца голову, но вся степь вокруг обнажена и открыта немилосердному зною.
Скоро Люба потеряла ориентировку во времени. Часов у нее не было. «Нужно купить. При первой же получке», — решила она, но тут же вспомнила, что только вчера наметила первый заработок целиком отослать матери: пусть порадуется. Теперь ее зарплата будет в семье основной. Работа впервые в жизни пришла к ней. Только надо окончательно выбрать, кем быть: вычислителем или строителем. Остаться в поселке или ехать на Джаман-Кум. «Тут тебе холодильник, радиола... — вспомнились слова Шелк. — И заработаешь больше...» Шелк была рядом, нашептывала, обдавала горячим дыханием, дразнила стаканом холодной воды. Люба старалась не думать о воде, забыть, но вдруг перед ней открылось озеро, и на берегу его, отражаясь в воде, вытянулись тополя, а за ними смутно выглядывали белые, как снег, колонны высокого дома. Откуда это все? Ведь несколько минут тому назад перед ней ничего не было, только степь! Да ведь это мираж!.. Люба закрывает глаза, опускается на колени, чтоб отдохнуть. Чувствует, что должна закрыть от солнца чем-либо голову. Она машинально стягивает майку, шаровары, накручивает на голову чалму. Через две-три минуты становится легче, меньше стучит в висках. Она поднимается и идет дальше, пошатываясь и спотыкаясь. Оголенные руки и ноги начинают краснеть, кожу пощипывает. «Вернись! К чему столько мук? — вновь слышится голос Шелк. — Все равно останешься в конторе. Все люди выбирают пути полегче». — «Нет, не все, — протестует Люба. — Не все! Вот Луговой...» — «А что Луговой? Из-за Меденцевой, чтоб быть ближе к ней». — «Вовсе нет! — это же слова Шелк, разве не слышишь?»
Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!.. Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
«Счастье — это быть с природой, видеть ее, говорить с ней», — писал Лев Толстой. Именно так понимал счастье талантливый писатель Василий Подгорнов.Где бы ни был он: на охоте или рыбалке, на пасеке или в саду, — чем бы ни занимался: агроном, сотрудник газеты, корреспондент радио и телевидения, — он не уставал изучать и любить родную русскую природу.Литературная биография Подгорнова коротка. Первые рассказы он написал в 1952 году. Первая книга его нашла своего читателя в 1964 году. Но автор не увидел ее. Он умер рано, в расцвете творческих сил.
В романе рассказывается о жизни большой рабочей семьи Путивцевых. Ее судьба неотделима от судьбы всего народа, строившего социализм в годы первых пятилеток и защитившего мир в схватке с фашизмом.