Незримый поединок - [23]
— Садитесь! — предложил он.
Я сел на край длинной скамейки. Но присутствие мое — это сразу стало заметно — кому-то пришлось не по вкусу.
— А ему нет дела до таких вопросов, — пробасил кто-то из заключенных. — Ведь он сам недавно поднял руку на общественника. Что же ему с нами сейчас обсуждать?
— Как это так мне нет дела? — спокойно спросил я. — К чему это я не должен иметь отношение?
Дильбазов, предупреждая назревавшую стычку, моментально поднялся и потребовал прекратить разговоры, а заключенному, упрекнувшему меня, сказал:
— Прежде чем что-нибудь сказать, вы всегда должны подумать, а главное — соблюдать хотя бы элементарную тактичность в отношениях с товарищами.
— Нет, гражданин начальник, пусть он объяснит до чего это мне дела нет? — снова спросил я.
— Тут нет никаких секретов, — заговорил с места Леус. — Об отрядных общественниках идет речь.
Начальник отряда снова поднялся и концом линейки постучал по матовому абажуру настольной лампы.
— Успокойтесь. Мы собрались сюда по поводу создания секции общественного порядка в нашем отряде. Пригласили передовых производственников. Вопрос стоит так: до каких пор члены секции общественного порядка колонии будут следить за тем, что делается в нашем отряде? Вот и вносится предложение поэтому: в составе совета коллектива отряда создать свою секцию общественного порядка. Я считаю предложение целесообразным. Тех, кто хочет состоять в секции, записывайтесь у Леуса. А завтра на совете коллектива кандидатуры эти будут обсуждаться в персональном порядке.
Старший лейтенант Дильбазов не сводил с меня глаз. Я был взволнован. Поднялся с места и срывающимся голосом сказал:
— Извините, гражданин начальник, может быть, у меня нескладно выйдет… Здесь я новичок… Но вся колония знает, что я покончил со своим прошлым раз и навсегда. Так вот, в общественных делах плестись в хвосте я не хочу… Поэтому прошу вас: запишите меня в секцию первым. Записывайте, товарищ Леус: Пашаев Джумшуд Мухтар оглы, бывший вор в законе по кличке «Черный»…
Я не знаю почему, но когда я все это сказал, в комнате стало вдруг так тихо, что я услышал даже биение собственного сердца. Неужели не все знали, что я вор в законе и кличка у меня «Черный»?
— Да, такие вот дела, — произнес, наконец, Леус записывая дословно все, что я сказал. — Кто следующий?
У витрины «Правды» столпились заключенные. Каждый старался протиснуться вперед. Тот, кто успел просмотреть страницу, с трудом мог выбраться из толпы. Его тут же засыпали вопросами. Впервые в газете, в центральном органе были напечатаны письма людей осужденных, совершивших преступления! Высказывались по этому поводу самые различные мнения. Одни говорили, что это приманка, но какая и для кого — ответить не могли. Другие просто не знали, что сказать и советовали прочесть обязательно дважды. Третьи считали, что письма осужденных в редакцию «Правды» — индивидуальные и коллективные — это новый шаг навстречу тем, кто раскаялся в своем прошлом.
— Видимо, теперь иначе будут встречать нашего брата на свободе. На работу принимать станут, с пропиской разрешат вопрос. Все! Теперь уже на нас не будут смотреть, как на волков… — запальчиво говорил кто-то в толпе. — И нам, братва, тоже кончать с грязью надо, иначе — могила.
В эти дни я усиленно занимался, чтобы поскорее овладеть профессией крановщика и начать ходить в девятый класс вечерней школы. У меня не оставалось времени для участия в собраниях, которые отнимали у нас нередко по нескольку часов.
Вечером после занятий я направился в библиотеку и долго выбирал книги. Возвратился в общежитие уже поздно. До сигнала «ко сну» оставались считанные минуты. Заключенные столпились у кровати Леуса и, перебивая друг друга, спорили о материалах, напечатанных в «Правде». Я подошел ближе и увидел Костю Бесфамильного, который с пеной у рта доказывал Леусу:
— Вам, безмозглым мужикам, не понять этой уловки. Статьи эти они придумали. Вот, мол, само государство вас за людей признает! Да разве я не знаю как все такие выдумки сочиняются. Отлично знаю! Не раз на свободе бывал, понасмотрелся.
— Чепуху городишь, — вмешался в разговор Дурсунов, опуская тяжелую руку на плечо Бесфамильного. — Мы в жизни многое видели, но у нас нет доказательств, чтобы не верить «Правде». Пишут, значит партия так говорит.
Любители споров запальчиво переговаривались. Бесфамильный же откровенно бранился. Видя, что в разгаре страстей многие просто издеваются над Бесфамильным, Леус старался сдержать их.
— Послушайте, здесь большого ума не требуется, чтобы верить в материалы, которые напечатаны в «Правде». Там везде указаны адреса заключенных, писавших письма в редакцию. Если уж вы, товарищ Бесфамильный, или как вас там еще зовут, не верите в подлинность писем, возьмите и напишите об этом сами, прямо в редакцию газеты.
Скоро нервы у Бесфамильного сдали. Он поднялся с места, опираясь на тумбочку, нагнулся за костылем и поспешно выбрался из толпы.
— Молчишь? Ну-ну… — сказал он, увидев меня.
— Молчать я не буду, «Кот»! — крикнул я. — Давно я тебя предупредил: береги единственную ногу!
Через пять минут после сигнала «отбой» стало тихо и темно. Лишь ночник мерцал над входом неровным, вполнакала светом.
Макар Мазай прошел удивительный путь — от полуграмотного батрачонка до знаменитого на весь мир сталевара, героя, которым гордилась страна. Осенью 1941 года гитлеровцы оккупировали Мариуполь. Захватив сталевара в плен, фашисты обещали ему все: славу, власть, деньги. Он предпочел смерть измене Родине. О жизни и гибели коммуниста Мазая рассказывает эта повесть.
Повесть для детей младшего школьного возраста. Эта небольшая повесть — странички детства великого русского ученого и революционера Николая Гавриловича Чернышевского, написанные его внучкой Ниной Михайловной Чернышевской.
Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.
Новая книга Сергея Баруздина «То, что было вчера» составлена из произведений, написанных в последние годы. Тепло пишет автор о героях Великой Отечественной войны, о том, как бережно хранит память об их подвигах молодое поколение.
Зигфрид Ленц — один из крупнейших писателей ФРГ. В Советском Союзе известен как автор антифашистского романа «Урок немецкого» и ряда новелл. Книга Ленца «Хлеба и зрелищ» — рассказ о трагической судьбе спортсмена Берта Бухнера в послевоенной Западной Германии.