Незримый поединок - [15]
Роман Игнатьевич говорил медленно, словно вспоминая свое, давнее. Старший лейтенант Дильбазов, еле сдерживая улыбку, наблюдал за ним. Я ерзал на табуретке.
— А может, вы сами подумаете? Назовите-ка все это по-честному…
— Отвечать мне нет смысла, — заговорил я, — комсомольцем быть не желаю, специальности вашей не хочу. Делайте со мной, что хотите. Вор никогда не переродится, если он настоящий вор.
— Старо. Продекламируйте что-нибудь новое.
— Новое? — вспыхнул вдруг я, — ждите новое!..
Я быстро поднялся и вышел из кабинета. Переступив порог, я подумал: «Сейчас окликнут и запрут в изолятор». Но этого не случилось. Опасения были напрасными.
Толпа заключенных стояла в очереди у ларька. Слышался смех, шутки. Невысокого роста крепыш с красной повязкой «Секция общественного порядка» то и дело просительно напоминал: «Ребята, не мешайте продавщице работать». Кто-то, кивнув на крепыша, крикнул: «Отпустите ему бутылку шампанского, у него сегодня день рождения». Еще кто-то из середины поправил: «Лучше дайте ему бутылку фруктовой, которая два двадцать стоит. Он идейный…».
Я и «Кот» находились недалеко от очереди и ждали «добычи». Общественник с повязкой не сводил с нас глаз, будто учуял недоброе.
— Ишь принюхивается как пес! — локтем подтолкнул меня Бесфамильный, показывая на общественника, и добавил: — Курево придется «просить». «Мужики» так просто не дадут.
— Ну что же, «попросим», — ответил я и двинулся навстречу одному заключенному, отходившему от ларька с полными руками покупок.
— Мужик, дай пару пачек сигарет.
— Видишь, руки заняты, — ответил он добродушно, не поняв вопроса. — Лезь в правый карман, закуривай.
— Я говорю, пару пачек, — с наглой улыбкой повторил я, протягивая руку к пачкам папирос:
— Видать, аппетитом не страдаешь. Ишь какой…
Заключенный не успел закончить фразу, как уже катился от моего удара… С трудом сохраняя спокойствие, я нагнулся за рассыпавшимися пачками. И тут вдруг почувствовал, что мои руки кто-то спокойно и сильно отвел назад. Оглядываюсь: несколько заключенных обхватили меня со всех сторон. Вырываться было бесполезно. Я это понял сразу.
Когда подошел крепыш в повязке и сказал, чтобы мне отпустили руки, я выругался ему в лицо. Крепыш настойчиво потребовал, чтобы я извинился перед тем, кого ударил. Но едва меня отпустили, как я вновь замахнулся для удара. На этот раз меня зажал в своих тисках Дурсунов. Он вывернул руки так, что защемило лопатки.
— Пустите, гады! — закричал я. — Все равно я его прикончу.
— Да перестань петушиться, — строго заговорил Дурсунов. — На твоих плечах не голова, а тыква. Всех ты прикончить не успеешь, а себя позоришь совсем зря.
— Пусти, старый «Медведь», говорю по-доброму. — Продолжал я бесноваться.
— Ты, щенок, еще не дорос, чтобы меня по прозвищу называть. В молодости не одному кулацкому охвостью одним махом зубы в желудок вгонял. А с тобой что? Эх, жаль…
— Что вы с ним, болваном, нянчитесь, — раздался вдруг чей-то голос в толпе. — Берите за шиворот и тащите в штаб общественников. Будет тут всякая сволочь на людей налетать. Теперь это не выйдет…
— Тащите паразита!
— Всей общественностью судить будем!..
Я был беспомощен. Я был одинок. И сознавал это. Злоба хлестала во мне через край. Изо всех сил я старался вырваться из рук, но напрасно…
Бесфамильный куда-то исчез. Наверно, сообразил. Да и что он мог тут сделать? Толпа все прибывала. Негодующие возгласы звучали отовсюду. Я сделал последнее усилие вырваться.
— Воры! Наших бьют! — крикнул я отчаянно.
Толпа хохотала.
— Ну, взяли его! — скомандовал кто-то и несколько человек понесли меня на руках. Любители бесплатных представлений радовались.
Тетрадь седьмая
Меня привели в штаб секции общественного порядка. Вошли дежурный офицер и надзиратель. Председатель секции общественного порядка коротко доложил о случившемся.
— А вы с нарушителем беседовали? — спросил дежурный офицер.
— Еще не успел.
— Ну, поговорите, а я послушаю.
— Председатель секции общественного порядка заключенный Чапурян, — с подчеркнутой важностью представился он мне и ткнул разноцветным карандашом в общественника, дежурившего у магазина.
— Докладывай, что случилось?
Выслушав дежурного, Чапурян снова обратился ко мне:
— Да, опоздал, ахпер-джан[7]. У нас такие давно перевелись. Я тоже бывший вор. Но таких вещей себе не позволял. Такое до добра не доведет.
Я поднялся с места и пошел к выходу.
— Вернись! — крикнул Чапурян.
— Катись ты к… — процедил я сквозь зубы.
— Напрасно посылаешь, может, еще поговорить придется…
В разговор вмешался дежурный офицер:
— Значит, вам все дозволено: бить, оскорблять, нарушать порядок? Ну, нет!
Он отдал распоряжение надзирателю:
— Изолировать до прихода начальника колонии…
Меня вел надзиратель. Когда поровнялись с зданием управления колонии, я направился к парадному входу.
— Левей бери, спутал что ли? — остановился надзиратель.
— Я как-нибудь и сам знаю, где кабинет «хозяина».
— Мне не приказано вести к нему.
— Тогда я никуда не пойду. Я не сделаю ни шага, пока он сам не придет сюда.
Надзиратель начинает нетерпеливо уговаривать меня. Но я не из тех, кого легко уговорить.
— Отваливайся… пока я тебе шею не свернул. Сказал: не пойду и — баста! Пусть сам «хозяин» придет.
