Незримые поединки - [75]

— А стоит ли писать-то? — вскинул он глаза. — Ведь это было все строго секретно. Разрешение нужно.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал я. — О таких делах газеты уже много пишут. А если в чем сомневаетесь, то вот мой документ. — Я протянул ему редакционное удостоверение.

Он прочитал его и заметил:

— Дотошный вы народ, газетчики. До всего докопаетесь. Меня вот нашли. Небось и остальных будете разыскивать?

Мне показалось, что его голос дрогнул, но тогда не придал этому значения.

— Непременно будем искать, — заверил я. — Началось-то все с него. Узнаете? — Я показал фотографию сержанта Петропавлова, которую прислала его мать.

— Ну-ка. — Ливенцев взял карточку, повертел ее, взглянул на надпись на обороте; вернул со словами: — Что-то не помню такого.

— Да что вы! — удивился я. — Ведь это ваш командир группы, Николай Петропавлов.

— Не помню, — развел собеседник руками. — Ведь годков-то сколько прошло. Всех разве запомнишь!

— Ну, а остальных кого-нибудь помните?

Ливенцев нахмурил лоб, задумался. Потом с досадой стукнул ладонью о колено:

— Вот ведь память куриная! Дайте мне бумажку.

Я протянул ему ответ из министерства. Он снова читал его, шевелил губами. На лбу Ливенцева выступили мелкие росинки пота.

— Вроде такие фамилии были… Да нет, запамятовал. Точно не могу сказать…

— День выброски, девятое марта сорок второго, вы помните, — старался расшевелить я его память, — а вот членов группы забыли.

— Девятого марта, как же, — тихо проговорил Ливенцев. — А вот их забыл. Ведь познакомились-то в самолете.

Я не мог понять, хозяин действительно забыл или старается уйти от ответа. И я задал ему новый вопрос:

— Позвольте, ведь вас до выброски в тыл должны были обязательно готовить всех вместе, какие же вы тогда разведчики! Случайные знакомые.

— Готовили. Недели три, — помолчав, ответил Ливенцев. — Но я не допытывался, кто они…

Чтобы как-то разрядить напряженность и отвлечь собеседника от тягостных, видимо, для него вопросов, я попросил рассказать, что он помнит о поставленной задаче, как их одели, вооружили, какие давали наставления. Объяснил, что если придется писать, то читателю будет интересно знать более подробно о тыловой разведке.

Ливенцев согласно покачал головой и заговорил уже менее скованно. Он вспомнил, что послали их из Воронежа самолетом. Перед посадкой одели в шинели, сапоги. Каждому дали по кругу колбасы, краюхе хлеба и по бутылке водки. Из оружия — винтовки и гранаты. Задача делилась на два этапа. Сразу по приземлении добраться до станции Путивль и уничтожать воинские эшелоны. Затем идти к партизанам Ковпака и действовать по указанию штаба. Пароль на связь — «Полковник Тутыхин».

Рассказывал Ливенцев не торопясь, опершись локтем о край стола и спокойно поглядывая через плечо в мой блокнот. Ободренный тем, что он наконец разговорился, я вернулся снова к разведчикам. И опять лицо его подернулось тенью.

— Нет, не могу вспомнить, — покачал он головой, встал со стула и, заложив руки в карманы, отвернулся к окну. — Да что теперь о них вспоминать? Задание мы не выполнили. Накрыли нас фашисты, открыли огонь, головы не поднять. Вряд ли из них в живых кто остался. Я вот сам не знаю, каким чудом уцелел. Изранен был, сознание потерял. Очнулся у гитлеровцев; били, допытывались… Я говорил, что с этими ребятами встретился случайно, а сам давно отстал от части. На том меня и оставили. Бросили в лагерь. Потом в Германию угнали. Работал на шахте, а там освободили американцы. Всего натерпелся. Лучше не вспоминать. После освобождения несколько лет жил и работал во Львове, а затем вернулся на родину. Поселился в Воронеже и сейчас работаю слесарем-сантехником гаража. Разочарованный скудными данными, я попросил Ливенцева постараться вспомнить и о товарищах-разведчиках, и о селе, где их постигла неудача и где его схватили гитлеровцы.

— Хотите все-таки кого-нибудь разыскать еще? — спросил он, провожая меня до калитки.

— Надеюсь, что удастся побольше узнать о вашей группе. Может, еще кто жив, — ответил я.

— Ну что ж, заходите, если понадоблюсь, — ответил он приглушенно. — Надумаете, позвоните сыну на работу, чтобы я знал.

Возвращался я от него с досадой в душе — не услышал самого главного. И еще не мог избавиться от впечатления, что встреча наша была Ливенцеву не особенно приятна. Странно: признав свою разведгруппу, он не мог узнать на фотографии своего командира. Да и остальных не вспомнил. А может быть, не захотел? Ведь помнит же он такие подробности, как колбаса, пароль…

И я решил еще раз встретиться с Ливенцевым.

Дня через три я позвонил его сыну, а тот сообщил, что… отца нет в живых. В котельной, где он работал, его нашли мертвым…

II

В районной прокуратуре мне показали заключение медицинской экспертизы о смерти Ливенцева и помогли отыскать его фотографию тех далеких военных лет. И снова в разные адреса полетели запросы и письма.

Вскоре удалось разыскать адреса родных разведчиков, списаться с ними. Они прислали последние их фотографии и свои воспоминания. Пришли ответы и из военных организаций, где сообщалось, что заброшенные в тыл врага сержанты Петропавлов, Иванов, Ефименко и Слободянюк до сих пор считаются пропавшими без вести. Оставалось установить еще место выброски разведчиков.