Незнакомцы в поезде - [5]

— Как это? — не понял Гай.

— А так, что он знал, что машина потребуется мне вечером! В конце концов меня забрали друзья и он ничего этим не добился.

Гай не знал, что сказать.

— А ключи всегда у него?

— Да он забрал их у меня! Из моей комнаты! Вот почему он и испугался меня. Он в ту ночь исчез из дома — настолько испугался. — Бруно повернулся в кресле, тяжело дыша и кусая ноготь. Несколько прядей волос, потемневших от пота, как антенны торчали у него надо лбом. — Матери не было дома, а то этого не случилось бы конечно.

— Конечно, — словно эхо, невольно повторил Гай. Всё, что он до этого слышал, подумал Гай, вело именно к этому моменту. За тем усталым взглядом в вагоне, за грустной улыбкой стояла еще одна история, повествующая о ненависти и несправедливости. — Значит, вы выбросили из комнаты ту фотографию? — спросил Гай ровным тоном.

— Я выкинул ее из комнаты моей матери, — сказал Бруно, подчеркивая последние три слова. Ей «Капитан» нравится ничуть не больше, чем мне. «Капитан»! Иначе я его не зову, брат!

— А что он имеет против вас?

— Против меня, а также и моей матери! Он не похож ни на нас, ни на какое иное человеческое существо. Он не любит ничего, кроме денег. Он перерезал немало глоток, чтобы сделать хорошие деньги, вот в чем дело. Он умен, ничего не скажешь. Но сейчас его гложет совесть! Поэтому он и хочет, чтобы я присоединился к нему в его бизнесе, чтобы я рвал глотки и чувствовал себя так же паршиво, как он сейчас!

Бруно сжал кулаки, стиснул зубы, закрыл глаза. Гай подумал, что Бруно сейчас заплачет, когда его пухлые губы зашевелились и на них вновь появилась неверная улыбка.

— Я вас утомил, да? Я просто объяснил, почему я так срочно покинул город, раньше матери. Вы даже не знаете, какой я веселый парень на самом деле, честно!

— А вы не можете уехать из дома, если захотите?

Бруно поначалу не понял смысла вопроса, но потом спокойно ответил:

— Могу, конечно, только мне нравится быть рядом с матерью.

«А мать держится за место из-за денег», — предположил Гай.

— Сигарету? — предложил он.

Бруно с улыбкой взял сигарету.

— Вы знаете, это была первая ночь, может быть, за десяток лет, когда его не было дома. Любопытно, куда его черти унесли тогда. В тот вечер я был такой злой, что мог убить его, и он это знал. Вам никогда не хотелось убить?

— Нет.

— А мне хотелось. Иногда я уверен, что смог бы убить своего отца. Он с тупой улыбкой уставился в тарелку. — Вы знаете, какое у него увлечение? Отгадайте.

У Гая не было никакого настроения отгадывать. Ему вдруг надоело всё это и захотелось побыть одному.

— Он коллекционирует ножи для резки домашнего печенья! — Бруно взорвался от смеха. — Честно, ножи для печенья! Каких у него только нет — и пенсильванские, и баварские, и английские, и французские, много венгерских. По всей комнате. Вся комната. Над письменным столом — целый набор в форме животных. Он написал президенту одной компании, и ему прислали весь набор. Это в машинный-то век! — Бруно рассмеялся, низко нагнув голову.

Гай пристально вглядывался в Бруно. Тот был куда веселее, чем сам о себе говорил.

— А он ими когда-нибудь пользуется? — поинтересовался Гай.

— Что?

— Я говорю, он делает когда-нибудь печенье?

Бруно залился смехом. Извиваясь всем телом, он стащил с себя пиджак и швырнул его в чемодан. Некоторое время он не мог ничего сказать, потом неожиданно спокойно произнес:

— Мать часто говорит ему: мол, шел бы ты к своим резакам. — Пот покрыл его гладкое лицо, словно тонкая пленка масла. Он улыбнулся Гаю и, указывая взглядом на его тарелку, участливо спросил: — У вас вкусно приготовлено?

— Очень, — немедленно откликнулся Гай.

— Вам не приходилось слышать о компании «Бруно Трансформинг» с Лонг-Айленда? Трансформаторы, выпрямители, прочее электрооборудование.

— Думаю, что нет.

— Ну да, откуда ж… Хорошие деньги делает. А вам нравится делать деньги?

— Не то чтобы слишком.

— Можно мне спросить, сколько вам?

— Двадцать девять.

— Да-а? Я бы дал вам больше. А мне, как думаете, сколько?

Гай вежливо оглядел Бруно.

— Двадцать четыре или двадцать пять, — наконец ответил Гай, желая польстить Бруно, потому что тот выглядел моложе.

— Да, верно, мне двадцать пять. Вы хотите сказать, что я выгляжу на двадцать пять с этой штуковиной посреди лба? — Бруно прикусил нижнюю губу. Беспокойство мелькнуло в его глазах, и он вдруг в припадке горького стыда накрыл ладонью лоб, потом вскочил и подошел к зеркалу. — Я хотел чем-нибудь заклеить эту штуку.

Гай произнес что-то утешительное, но Бруно продолжал с мучительным выражением лица стоять перед зеркалом.

— Это не просто прыщик, — сказал он. — Это нарыв. Всё, что я ненавижу, прорывается наружу. Испытание Иова![2]

— Ну уж! — рассмеялся Гай.

— Это началось ночью с понедельника на вторник после той стычки с отцом. И становится все хуже. Наверняка шрам останется.

— Не останется.

— Да-да, останется. И вот с такой штукой — ехать в Санта-Фе!

Он сидел, сцепив пальцы, и весь вид его был трагичным. Гай подошел и открыл одну из книг, лежавших у окна. Это был детективный роман. Он попытался прочесть несколько строк, но буквы сливались, и он закрыл книгу. Видно, сегодня он много выпил. Впрочем, сегодня можно.