Нежный негодяй - [94]

?

Данте перевел вопросительный взгляд на слугу. Карлик уклончиво пожал плечами, и принц сказал:

— Разумеется, Карло, попотчуй нас рассказом о событиях той ночи, а мы отдохнем перед танцами.

Родриго с трудом удержался, чтобы не закатить глаза, когда Карло с присущей цыганам любовью к повествованиям и природной склонностью к преувеличениям начал:

— О приближении некоего довольно зловонного субъекта к Санта-Лючии меня предупредил запах асафетиды. Поначалу я был уверен, что такую отвратительную вонь может издавать только горбоносый приор Сан-Марко…

* * *

Прислонившись к двери, Родриго смотрел, как легко Джульетта кружится у камина. Пламя отражалось на розовом платье, а тень на стене только подчеркивала стройность фигуры. Прядь волос растрепалась во время танцев в зале, и сейчас девушка, сбросив туфли, танцевала, вероятно, увлеченная музыкой тарантеллы, все еще звучащей в ушах.

Она походила на танцующую у костра цыганку, и Родриго с улыбкой поднял руку с кастаньетами, которые позаимствовал у одного из музыкантов.

Джульетта улыбнулась и спросила через плечо:

— Я грациознее Лили, мой господин?

— Конечно. И намного прекраснее, — отложив кастаньеты, подхватил ее за талию и закружил. Потом прижал к себе так, чтобы она соскользнула на пол, касаясь его тела.

Джульетта тихонько вздохнула.

— Ах, господин, у меня захватывает дух.

— Думаю, милая, ты слишком много сил расходуешь на танцы. Пока хватит.

— Интересно, что бы сказала сестра Елена, если бы увидела меня сейчас? — девушка рассмеялась. Родриго, прижав ее к себе, упивался запахом жасмина. Вино только ей на пользу.

— Несомненно, распростерлась бы у алтаря, молясь за твою погибшую душу, — прошептал он, прижимаясь к ней и чувствуя, как бьется ее сердце.

Джульетта заглянула в его глаза.

— Конечно, — выражение лица внезапно переменилось, веселье исчезло, сменившись беспокойством.

Ему бы следовало насторожиться, но тогда он думал о другом.

— Тебе не пора спать, preziosa mia[56]?

— Si. С тобой. Но сначала… мне нужно задать тебе один вопрос.

Он обнял ее сильнее.

— О чем же, милая? — его дыхание возбуждало, щекотало щеку, ухо.

Но вопрос застал Родриго врасплох.

— Если отец не собирался позволить мне стать монахиней, почему ты сказал тогда в сарае, когда доили коров, что с годами я пойму, какие они глупые и упрямые? Как будто я собиралась провести всю жизнь в обители?

Глава 23

Ритм его дыхания изменился почти незаметно. Она бы и не почувствовала, если бы губы Родриго не касались нежной кожи щеки. Он сжал ее чуть крепче, потом отстранился и заглянул в глаза.

— Ты ведь преднамеренно позволил мне поверить, что я могу стать монахиней. Почему не сказал правду?

— Ты не спрашивала. А в чем дело? Если бы спросила, я бы ответил, — Родриго насторожился. — А ты бы рассердилась.

— Все это время ты старался втереться ко мне в доверие, обманывал! — ее глаза потускнели от боли. — Всегда ли ты говоришь мне правду, Родриго да Валенти? Например, когда утверждаешь, что любишь? Любишь меня с тех пор…

— Что-то не припомню, чтобы «втирался» к кому-то в доверие, — перебил он. — Никогда. И я не лгал тебе, Джульетта. Но есть вещи, о которых лучше не говорить.

— Тогда вы лжете, сеньор. Умолчание — тоже ложь.

— Джульетта…

Она вырвалась из объятий Родриго и повернулась спиной.

— Если бы ты действительно любил меня, то не обманывал бы. Ты бы отвел меня к отцу, а не в Санта-Лючию. Убедил бы, что…

— Что… Что я не убивал Марио ди Корсини? Что я не незаконнорожденный, который и коснуться тебя не смеет? Что я бы скорее умер, чем признался кому-либо, что мы встретились возле табора в ту ночь? — он в отчаянии покачал головой, но она этого не видела. — Очень сомневаюсь.

— Поэтому позволил мне пойти в это ужасное место… — Джульетта обернулась, начиная кое-что понимать. — Конечно! Лучше выйти замуж за кого угодно, хоть за первого встречного, чем провести жизнь в Санта-Лючии!

Родриго шагнул к жене.

— Ты сама решила сбежать в обитель… Идея была не моя… и не твоего отца. Ты пожинала плоды собственных поступков. А я думал, что несколько месяцев в монастыре очень пойдут тебе на пользу.

— Если ты так обо мне думал, как ты мог любить меня?

— Идеальных людей нет. Может, я глупее других, но, если хочешь всю правду, я хотел научить тебя смирению.

Скрипнула дверь, и в комнату вбежал Бо. Как будто чувствуя ее настроение, щенок подбежал сначала к Джульетте. Девушка присела и зарылась лицом в густую белую шерстку, приятно остудившую разгоряченные щеки.

Научить смирению! Боже, да он такой же самодовольный и своевольный, как все мужчины! Как отец! Какое унижение девушка перенесла там, в сарае, с этими проклятыми коровами… и все это время он смеялся над ней, глядя, как проходит урок смирения. Такой великодушный, даже помог. Знал — в конце концов получит то, что хочет.

Слезы навернулись на глаза, хорошо, что из-за Бо их не видно. Образ Родриго — нежного, милого, достойного человека, которого она полюбила, — вдруг разлетелся вдребезги.

— Джульетта, — голос прозвучал совсем рядом, — ты неблагоразумна, cara, — подошел, погладил по волосам. Значит, готов уступить, уладить недоразумение. Однако гордость не позволяла, перед глазами стояло одно: она в замызганной рясе, грязных от навоза башмаках, в углу валяется смятый апостольник — свидетельство унизительной борьбы с четырьмя коровами за молоко ради скудного ужина.