Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - [64]

Мы спросили, как добраться до Райт-Холла, который на поверку оказался общежитием столетней давности, вряд ли более крепким, чем дедов дом. Моя комната находилась на пятом этаже, и там уже были люди. Один из трех моих соседей распаковывал свои чемоданы с помощью родителей и сестер. Мы с ним пожали друг другу руки, а его мать повернулась к таксисту.

– Вы, должно быть, очень гордитесь! – воскликнула она. – Прекрасный момент для любого родителя!

Растерявшись, таксист сдернул с головы кепку и тоже пожал ей руку. Она представилась сама, представила своего мужа, и я, чтобы предупредить дальнейшие вопросы вроде того, где мы предпочитаем проводить отпуска – на Кейп-Код или Мартас-Винъярд, – протянул таксисту деньги и стал прощаться.

– О, – сказала мамаша, – я не…

– Всего хорошего, – таксист снова сдернул с головы кепку и спиной стал пятиться к двери.

Все обернулись ко мне.

– Я сегодня без сопровождения.

Мамаша натянуто улыбнулась. Мой сын будет жить с каким-то бродягой? Сестры продолжали раскладывать в шкафу его бельишко.

– Итак, – обратился ко мне новый сосед в попытке разрядить обстановку, – что означает Джей Ар?

Второй сосед вошел в двери тоже вместе с родителями; шофер лимузина тащил за ними полный набор дизайнерских чемоданов. Начались взаимные представления. Отец второго соседа, элегантный мужчина с грозным взглядом, зажал меня в углу и начал бомбардировать вопросами. Откуда я? Какую старшую школу закончил? Чем занимался все лето?

– Работал в юридической конторе на Манхэттене, – ответил я с гордостью.

– В какой?

Я назвал фирму, но он никак не отреагировал.

– Она маленькая, – добавил я. – Вряд ли вы о ней слышали.

Мужчина нахмурился. Все, я его потерял. Надо как-то реабилитироваться.

– Но пару лет назад она откололась от очень большой и престижной.

Это была правда. Но все равно, когда отец спросил название той, большой, фирмы, я впал в ступор. И выпалил первые три фамилии, звучавшие по-адвокатски, которые пришли мне в голову: Харт, Шаффнер и Маркс. Естественно, оказалось, что отец в модном бизнесе и прекрасно знает Харта, Шаффнера и Маркса – изготовителей мужских костюмов. Конечно же, он решил, что я дурак и обманщик, и с отвращением отвернулся.

Мне срочно надо было выйти на воздух.

Я кинулся к тому самому раскидистому вязу, под которым сидел, когда мы с мамой приезжали в Йель впервые. Прислонившись спиной к стволу, я наблюдал, как прибывают другие студенты – настоящая флотилия семейств проплывала по Колледж-стрит в машинах, стоивших три маминых годовых зарплаты. До сих пор мне не приходило в голову, как странно я буду выглядеть, явившись в Йель один, и насколько сильно будут отличаться от меня мои сокурсники. Помимо других переменных – одежды, обуви, родителей, – они обладали редкостной самоуверенностью. Она прямо-таки клубилась над кампусом, колыхаясь в воздухе, подобно августовской жаре, и, как жара, подтачивала мои силы. Я гадал, бывает ли она благоприобретенной, или, как отцы и безупречная кожа, достается с самого рождения.

Один такой самоуверенный парнишка особенно выделялся из всех. Он напоминал фото античного мраморного бюста, которое как-то показал мне Бад – с такой же дерзостью, свойственной лишь императорам, во взгляде. У него были глаза отца, или дяди, или другого родственника – в общем, того, кто помогал ему сейчас затаскивать в комнату стереосистему, и они слепили всех проходивших мимо. Уже в первый день нашего учебного года он выглядел, словно выпускник. Йель был у него в кармане. Он всех знал, а тех, кого не знал, останавливал, чтобы познакомиться. Парень слегка задирал подбородок, словно тот, к кому он обращается, стоит на стремянке, что лишний раз подчеркивало его царственные повадки, орлиный нос и мужественную нижнюю челюсть. Он улыбался так, будто у него в кармане выигрышный лотерейный билет, и, думаю, тот действительно был там. Его успех был заранее обеспечен. Он выглядел как человек, с которым никогда не случится ничего плохого.

Как я могу учиться в одном университете с таким парнем? Как мы вообще оказались на одной планете? Это был даже не парень, а вполне взрослый мужчина. Если когда-нибудь я окажусь рядом с ним – в чем сильно сомневаюсь, – то буду чувствовать себя малышом в бархатных штанишках с гигантским леденцом во рту. Он жил в другой, параллельной реальности, отстоящей от меня на много миров, и в то же время в нем было что-то на удивление знакомое. Я всматривался в него до тех пор, пока не сообразил – он похож на Джедда.

Джедд. Хорошо бы сейчас позвонить ему и спросить совета. Джедд точно знает, что делать. Но мы не говорили с ним уже тысячу лет. Звонить маме нечего было и думать: она сразу уловит панику в моем голосе, а я не хочу, чтобы мама знала, как я струсил в самый первый день.

Вечером я поставил на проигрывателе соседа пластинку Синатры и устроился на подоконнике нашей общей комнаты, листая каталог курсов, занимавший четыреста страниц. Именно за этим я и приехал в Йель, подумал я, немного воспрянув духом. Вот где мое спасение. Я отброшу все остальное и сосредоточусь на антропологии, 370b, «Изучении американской культуры», английском, 433b, «Писательском мастерстве», или психологии, 242а, «Когнитивных способностях человека». Я выучу китайский! Или греческий! Буду читать Данте в оригинале на итальянском! Займусь фехтованием!