Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - [26]
Это помогало. Когда я уже привык произносить свою мантру по тысяче раз, миссис Уильямс объявила, что у нас будет перерыв в занятиях. Все в классе обрадовались – я восторгался громче всех.
– Вместо уроков, – сказала она, – мы устроим ежегодный «Завтрак шестиклассников с отцами»!
Я тут же замолчал.
– Сегодня, – продолжала миссис Уильямс, раздавая всем белый картон и клей, – мы сделаем приглашения, которые вы после школы отдадите своим папам. А в субботу утром мы приготовим для них завтрак, расскажем о наших успехах и все познакомимся поближе.
Когда уроки закончились, миссис Уильямс подозвала меня к себе.
– Что случилось? – спросила она.
– Ничего.
– Но я же видела твое лицо!
– У меня нет папы.
– О! Он что… то есть… он умер?
– Нет. Хотя, может быть. Я не знаю. У меня его просто нет.
Она поглядела в окно, а потом повернулась обратно ко мне.
– А дядя?
Я нахмурился.
– Брат?
Я подумал про Макгроу.
Теперь была моя очередь глядеть в окно.
– А можно мне просто не прийти на завтрак?
Миссис Уильямс позвонила моей маме, что повлекло за собой новые переговоры на высшем уровне за обеденным столом.
– Как они могут быть такими бездушными? – возмущалась бабушка. – Что, в школе не знают, во что теперь превратился мир?
Мама подлила молоко себе в кофе и размешала ложечкой. Я пристроился рядом с ней.
– Мне надо было рассказать в школе про отца Джей Ара, – сказала она. – Но мне не хотелось, чтобы с ним обращались… ну, не знаю…
– У меня есть к вам одно предложение, – вступила бабушка. – Только не надо сразу кидаться на меня. Как насчет… деда?
– Только не это! – воскликнул я. – А мы не можем просто наложить на завтрак эмбарго?
Тут дед самолично вошел в гостиную: в запятнанных брюках, байковой рубашке с присохшими хлопьями овсянки и черных ботинках с дырами на пальцах, сквозь которые виднелись носки – тоже дырявые. Как обычно, ширинка у него была расстегнута.
– Где тот пирог, которым ты так похвалялась? – обратился он к бабушке.
– Мы хотели тебя кое о чем спросить, – сказала она в ответ.
– Говори, Глупая Женщина. Говори.
Мама перехватила инициативу.
– Ты не мог бы пойти с Джей Аром к нему в школу на завтрак для отцов? – спросила она. – В эту субботу.
– Только придется надеть чистые штаны, – вставила бабушка. – И причесаться. В таком виде идти нельзя.
– Заткните свои чертовы пасти!
Дед зажмурил глаза и почесал за ухом.
– Ладно, – сказал он. – А теперь давай свой треклятый пирог. Глупая Женщина.
Бабушка с дедом ушли на кухню. Мама повернулась ко мне с пустым лицом. Я знал – она представляет, что будет, если дед назовет миссис Уильямс Глупой Женщиной.
В субботу утром мы с мамой вышли из своей квартиры в Грейт-Нек еще на рассвете. На мне был вельветовый пиджак и такие же брюки. Мы добрались до дедова дома, и мама с бабушкой принялись суетиться над моим галстуком – коричневым, шириной с дорожку для стола. Ни одна из них не умела завязывать виндзорский узел.
– Может, обойдешься без галстука? – спросила бабушка.
– Нет! – воскликнул я.
И вдруг на лестнице послышались шаги. Мы втроем обернулись и замерли, наблюдая, как дед спускается вниз. Его волосы были гладко зачесаны со лба, лицо выбрито до голубизны, а брови и волоски, торчащие из ноздрей, выщипаны и подстрижены. Он нарядился в жемчужно-серый костюм с черным галстуком и белоснежным платком из ирландского кружева. Дед выглядел даже роскошней, чем когда отправлялся на свои секретные воскресные рандеву.
– В чем, черт возьми, д-д-дело? – поинтересовался он.
– Ни в чем, – ответили мама с бабушкой хором.
– Мы не можем завязать мне галстук, – пожаловался я.
Дед сел на двухсотлетний диван и махнул мне рукой, веля подойти. Я подошел и встал у него между колен.
– Глупые женщины, – прошептал я.
Дед подмигнул. Потом взял в руки мой галстук.
– Что за дерьмо! – воскликнул он, поднялся наверх и выбрал галстук из своего гардероба, который обернул вокруг моей шеи и ловко, уверенно завязал. Пока дед производил манипуляции под моим адамовым яблоком, я вдыхал аромат фиалкового одеколона от его щек, и мне хотелось его обнять. Но мы уже спешили к дверям, и мама с бабушкой махали нам, словно мы отправляемся в долгое морское путешествие.
Пока мы катили на «Пинто» по Плэндом-роуд, я смотрел на деда. Он не произнес ни слова. Когда мы подъехали к Шелтер-Рок, дед по-прежнему молчал, и я начал сознавать, что совершил грандиозную ошибку. Либо деду неохота общаться с незнакомыми людьми, либо он зол, что пришлось посвятить мне эту субботу. В любом случае, он недоволен, а когда дед недоволен, то может выкинуть такое, что люди в Манхассете будут вспоминать еще лет пятьдесят. Мне захотелось выскочить из машины, сбежать и залечь под Шелтер-Рок.
Тем не менее, стоило нам подрулить к школе, как дед на глазах переменился. Нет, он не был в лучшем своем настроении – просто стал другим человеком. Из «Пинто» он вылез элегантно, словно из лимузина на вручении премии «Оскар», и прошел в школу походкой королевской особы. Я старался держаться поближе к нему, и как только на нас накатила первая волна учителей и других отцов, дед легонько положил руку мне на плечо и превратился в настоящего Кларка Гейбла
