Нежность лунного света - [16]

– Это было неизбежно во время борьбы за независимость, когда нашу землю растаскивали по частям, – ответил Орион. – Теперь мы пребываем под властью и милостью короля, и все обязательно наладится. Насколько я знаю, королю обо всем докладывали.

– Король! – произнес Димитрос. – Его величество – добрый человек, но по крови он не грек.

– Это верно, – согласился Орион.

– Только грек способен по-настоящему понять Грецию, – продолжал хозяин таверны. – Только грек может посочувствовать грекам, когда к ним приходит беда: гибнет урожай, рыба не идет в сети, когда боги насылают на нашу землю засуху или заливают ее нескончаемыми дождями.

Все заспорили, приводя свои доводы, противопоставляя поселян горожанам, земледельцев – ремесленникам и всех граждан – правительству.

Афине нравился этот спор, напоминавший дуэль, нравилось красноречие спорщиков, казалось, что от самих слов как будто летят искры.

Иногда в разговор вступала и мадам Аргерос. Ноника молчала и лишь слушала, широко открыв глаза.

Наконец, когда вино и кофе были выпиты, Орион отодвинул стул и встал.

– В принципе, мы достигли взаимопонимания, – сказал он хозяину.

– Жаль, что нашему примеру не следует правительство, – проворчал в ответ Димитрос, и Орион в ответ добродушно рассмеялся.

– Пойдемте, Афина! – сказал юноша. – Разговоры о политике в Греции могут тянуться до глубокой ночи. Но от них вряд ли можно стать мудрее. Главная беда нашей страны в том, что разговоров у нас гораздо больше, чем дел.

Вероятно, этими словами он напоследок поддел Димитроса. Тот рассмеялся и произнес по-гречески что-то такое, чего Афина не поняла, а Орион в ответ тоже рассмеялся.

Молодые люди вышли из таверны на дорогу, по которой девушка поднималась несколько часов назад.

Пока они ужинали и разговаривали, солнце опустилось за горизонт, на небе высыпали звезды, взошел молодой месяц. Его света было достаточно, чтобы спускаться, не боясь упасть.

Они подошли к Священному Пути. Перед ними была окутанная вечерним туманом долина, и над этим загадочным царством тумана словно плыли Федриады.

Разрушенные колонны и заросшие травой обломки мрамора светились серебристым светом, обретая новые, изящные очертания, незаметные при свете дня.

Стояла тишина, лишь изредка нарушаемая собачьим лаем да шумом далекого водопада. Ночной воздух был напоен ароматом тимьяна.

Афина и Орион молча спустились по разрушенным ступеням в зарослях высокой травы прямо к храму Аполлона. Орион поддерживал ее под руку, и его прикосновение к ее обнаженной коже вызывало у нее дрожь. Афина подумала, что виной тому – дыхание загадочной ночи, опустившейся над этим священным местом.

Они прошли мимо колонн и оказались у чаши древнего театра под открытым небом.

В темноте белые мраморные колонны и глыбы образовывали гармоничный ансамбль. В самом святилище причудливые тени показались девушке тенями жрецов из далекого прошлого. Она почти осязаемо ощущала присутствие в храме самих богов.

Внизу, среди скал, нежно мерцало море.

Взглянув на небо, Афина увидела, что луна поднялась выше и теперь холодным серебристым светом освещала горную долину. Что-то трепетало в воздухе, словно издалека доносилось хлопанье серебряных крыльев.

В лунном свете у Афины возникло ощущение, будто сам Аполлон явился ей, и его сияние в свете звезд поражает своим величием.

Ей даже показалось, что она сейчас расправит несуществующие крылья и, взлетев над землей, полетит ему навстречу. Затем до ее сознания донесся тихий голос Ориона, заговорившего впервые после того, как они покинули таверну.

– Скажите мне, что вы сейчас чувствуете!

– Мне так хорошо, – произнесла Афина, чуть задыхаясь от волнения. – Мне хочется… обнять… лунный свет! Я хочу целовать его… сделать его… своим…

– И я хочу того же.

Он резко повернулся к ней, и их губы неожиданно встретились.

На какой-то миг Афину захлестнула волна неведомых ей ранее чувств. Ей показалось, что сейчас не Орион, а сам Аполлон целует ее.

Она чувствовала, как его твердые губы властно и горячо прижимаются к ее нежным, мягким губам.

Затем, как будто под влиянием волшебства этой удивительной ночи, лунного света, Федриад, Афина почувствовала, что не может сопротивляться и готова уступить его воле, его страсти. Все, что с ней сейчас происходило, было неизбежно. Мощно, как речной поток, течение судьбы захватило ее. Голос сердца подсказывал ей, что все предрешено, и именно этого она и ожидала.

Орион еще крепче обнял ее, а его губы сделались более властными, его поцелуй, казалось, отнимал у нее не только душу, но и саму жизнь. Они оба будто сливались с лунным светом, и звезды благословляли их. Лунный свет принадлежал ей, был частью ее, она страстно сжимала его в объятиях.

Время как будто остановилось.

Девушке казалось, что подобное блаженство и экстаз можно испытать лишь на вершине Олимпа. Орион был не обычным человеком, а богом, а она – богиней любви, Афиной.

Сколько времени они простояли вот так, обнявшись? Может быть, целое столетие, может быть, одну секунду.

Затем Орион медленно отстранился. Их взгляды встретились. Лицо Афины излучало свет неземного восторга и такой духовной красоты, которая не поддавалась никакому описанию.