Нежнее неба - [8]

1915 г. 17 февраля. Вторник.

Москва

«Сраженный пулей роковой…»

Сраженный пулей роковой,

Я умирал на поле битвы,

И надо мною ангел мой

Творил последние молитвы.

Чуть жизнь во мне еще цвела…

Сквозь полусомкнутые вежды

Я видел белых два крыла

И серебристые одежды.

Но я не сожалел себя,

Я пал за праведное дело,

И лишь, родная, за тебя

Душа томилась и болела.

Я знал, что ты должна страдать,

Что будет жизнь тебе лишь мукой,

И мне хотелось увидать

Тебя пред долгою разлукой.

И осенил архистратиг

Меня крылом и, умирая,

Я увидал в последний миг

Твои черты в посланце рая.

1915 г. 24 февраля. Вторник.

Москва

Христос воскрес!.. («Над лесом птичьи голоса…»)

Над лесом птичьи голоса

Апрельским утром прозвучали:

«Христос Воскрес!.. Прошли печали!..»

И просветлели небеса.

И звонкий птичий возглас лес

С весенней искренностью встретил,

И с шумом радостным ответил:

«Христос Воистину Воскрес!..»

Услышал ветер молодой,

Поверил благостному чуду

И эту весть разнес повсюду

И над землей и над водой.

И от сияющих небес

До недр земли многострадальной

Раздался дружно гимн пасхальный:

«Христос Воскрес!.. Христос Воскрес!..»

1915 г. 25 февраля. Среда.

Москва

Мухоморы в рассоле («Мухоморы в рассоле!.. Мухоморы в рассоле!..»)

Мухоморы в рассоле!.. Мухоморы в рассоле!..

Пять копеек десяток, три копейки пяток!..

Это едко без перца, это вкусно без соли,

Это кровь будоражит как горячий шесток!..

Покупайте и ешьте их без нытья и укора,

И девица, и женщина, и юнец, и старик;

В вашем сердце потемчатом поразительно-скоро

Запоет баритоном ослепительный миг.

И смакуя изысканно, вы как рюмкой портвейна

Их запейте немедленно кубком наших поэз,

И вам будет восторженно, солнцно и легковейно

Точно в душу вам полночью кто-то лапчатый влез.

Ваша кровь заплескается как мечта в ореоле,

Ваше сердце распарится как в котле кипяток!

Мухоморы в рассоле!.. Мухоморы в рассоле!..

Пять копеек десяток, три копейки пяток!..

1915 г. 2 марта. Понедельник.

Москва

«Вдали от неба голубого…»

Вдали от неба голубого,

Где блещут вечные огни,

Влачу в бездействии я снова

Свои безрадостные дни.

          Томлюсь нездешнею тоскою

          И в лихорадочном бреду

          Изнемогающей душою

          От жизни милостей не жду.

Ах, если б можно было птицей

В далекий край умчаться мне,

Иль ослепительной зарницей

Блеснуть в лазурной вышине.

1915 г. 5 марта. Четверг.

Москва

На взятие Перемышля («Ликуйте русские сердца…»)

Ликуйте русские сердца:

Твердыни Перемышля пали,

И лавры нового венца

Героев наших увенчали.

Не устоял бескрылый враг

Перед орлиным русским взлетом,

И бело-сине-красный флаг

Взвился над вражеским оплотом.

И ослепленная страна,

Что целый мир зажгла пожаром,

Теперь до недр потрясена

Всесокрушающим ударом.

Огни победного конца

Сильней и ближе замерцали…

Ликуйте русские сердца:

Твердыни Перемышля пали!

1915 г. 10 марта. Вторник.

Москва

Под осень («Как грустен старый парк под осень…»)

Как грустен старый парк под осень

На склоне августовских дней:

Безжизненная неба просинь

Как будто стала зеленей.

Спокойный пруд затянут тиной,

В беседке – тишь, скамьи пусты,

И шелковистой паутиной

Кой-где опутаны кусты.

Но в тишине природы сонной,

Под сенью блекнущих аллей,

С душой любовью окрыленной

В уединении милей,

Когда закат зажжется алый,

Себя в былое заманить,

И размотать мечтой усталой

Воспоминаний сладких нить.

<12 марта 1915 г. Четверг.

Москва>

«И даль в опаловом тумане…»

И даль в опаловом тумане,

И звон протяжный колокольный,

И облаков сквозные ткани,

И рыхлый снег, и ветер вольный,

И пробужденные березы,

И встрепенувшиеся воды,

И бриллиантовые слезы,

От счастья плачущей природы, —

Все сердце радует и нежит

И согревает мыслью сладкой,

Что для него опять забрезжит

Неугасимою лампадкой

Навстречу первым вешним грезам

И зеленеющим побегам,

Все, что в нем сковано морозом

И обесчувствовано снегом.

1915 г. 25 марта. Среда.

Москва

Междупланетная трагедия («Это было в пучинах пространства…») Поэза об ананасе

Это было в пучинах пространства,

Где нет грязных шоссейных дорог,

Где луна побледнела от пьянства

Как прокисший в июле творог.

На порхающем автомобиле,

Распростившись с землей навсегда,

Мы с тобой комфортабельно плыли

Неизвестно зачем и куда.

Я одет был изысканно-модно

В голубой элегантный сюртук,

И мне было нездешне-свободно

Без земных наутюженных брюк.

Ты была в ожасминенном платье

В сорок раз импозантней себя,

И от страсти не мог не стонать я,

То и дело сюртук теребя.

Рядом с нами кружились кометы

И хвостами царапали нас;

Ты жевала свиные котлеты,

Я же с жадностью ел ананас.

Вдруг мое гениальное сердце

Задрожало как по-ветру лист,

Я заметил, что ешь ты без перца

И от этого стал серебрист.

И мне сделалось мокро как-будто

На меня опрокинули Нил,

И ногой, что была необута,

Я – увы! – ананас уронил.

И теперь ничему я не внемлю,

Потому что в бездарный тот час

Нам пришлось возвратиться на землю,

Чтобы здесь отыскать ананас.

1915 г. 4 апреля. Суббота.

Москва

«Я шел среди полей безбрежных…»

Я шел среди полей безбрежных

И утомленный в рожь прилег,

И надо мной на крыльях нежных

Кружился резвый мотылек.

Жара спадала… Было тихо…

И за проселком вдоль межи

Еще незрелая гречиха

Почти касалась спелой ржи.

Алела даль где солнце скрылось,

Метнув лучами в облака,

И сердце ровно-ровно билось,